использование материалов разрешено только со ссылкой на ресурс cossackdom.com

В.В. Грибовский 

«Анапские ногайцы» в помещичьем хозяйстве Южной Украины

в конце XVIII – начале ХІХ в.

Вопрос об использовании ногайцев в помещичьем хозяйстве и сам процесс их закрепощения остаётся фактически незатронутым в научной литературе. В исследованиях А.А. Скальковского имеются отдельные известия о том, что в результате штурма турецкой крепости Анапа в 1791 г. русскими войсками взяты в плен 1500 ногайских семей. Но этот исследователь ошибочно считал, что все они были отправлены на поселение к р. Молочной, что в Северном Приазовье (1). У Е.И. Дружининой категория закрепощённых ногайцев вообще не рассматривалась, хотя отдельный раздел посвящён ногайцам, поселённых при р. Молочной (2). Пленённые при штурме Анапы ногайцы и их перемещение в Крым отдельно упоминаются у Н.А. Смирнова (3). Этим, наверное, и исчерпывается историография вопроса.

Случай с закрепощением представителей кочевнического социума нетипичен для феодально-крепостнической системы России, имевшей достаточный арсенал других средств, апробированных на протяжении многовековой истории взаимодействия с «инородцами», которые обеспечивали более эффективную интеграцию аннексированных обществ. В традиционном ногайском обществе не было социальной категории, равнозначной российским крепостным; преимущественное большинство составляли лично свободные кочевники. Существовала немногочисленная прослойка лично зависимого населения, которую составляли патриархальные рабы-ясыри. Кроме того, была ещё некоторая часть из обедневших единоплеменников, превратившихся в клиентелу ногайских мурз, иногда близких по своему положению к ясырям (4).

Следует кратко остановиться на происхождении «анапских ногайцев» и рассмотреть основные пути превращения их в крепостных крестьян. В 1770 г. причерноморские ногайцы перешли под покровительство России, получив статус «союзных орд», и в следующем году были переселены русским правительством на правобережье Кубани. Во время ликвидации Крымского ханства в 1783 г. они приняли присягу о русском подданстве, но в последствии, из-за внутренних усобиц и обострения отношений с русским правительством, вызванного намерением переселить их на уральские степи, стали массово мигрировать на левый берег Кубани, в турецкие владения. В 1790 г. оставшихся под российским контролем 3 тыс. ногайцев правительство переселило на р. Молочную, где для них были созданы благоприятные условия. Естественно, с той целью, чтобы привлечь перешедших в турецкую протекцию ногайцев к возвращению в российское подданство (5).

К началу русско-турецкой войны 1787–1791 гг. вокруг турецких крепостей Анапа и Суджук-кале сосредоточилась довольно значительная группа ногайцев. Из них турецкая администрация создала иррегулярные отряды «кубанской стражи», которые несли пограничную службу, имея с того некоторые льготы и привилегии. Ногайцы активно поддержали антирусское восстание Ушурмы 1785–791 гг. (6) и участвовали во многих столкновениях с русскими войсками. 22 июня 1791 г. войска генерала И. Гудовича штурмом овладели Анапой, где сосредоточился крупный турецкий гарнизон и находился Ушурма с поддерживающими его ногайцами и черкесами. До 14 тыс. человек попали в плен. Из них ногайцы составляли 9 17 чел., жители Тамани – 1 758, Анапы – 372 (эти обе группы в документах обозначены отдельно от ногайцев как «татары»), а также черкесы – 118 человек (7).

Отметим, что полноценный статус пленных распространялся только на турок, которые, согласно русско-турецким договорённостям, подлежали обмену после окончания войны. Их отделили от остальной группы пленных и первыми переправили с Тамани в Еникале. Переправа основной массы пленных-ногайцев длилась до 8 августа; всего было переправлено 8788 человек, из них 4 319 мужчин и 4 469 женщин. Собственно ногайцев выделить среди них сложно, ведь кроме них были ещё «татары» – жители Тамани и Анапы (их этническая принадлежность нам не совсем понятна), а также черкесы. Хотя ясно, что ногайцы составляли среди них преимущественное большинство (8). Гражданская администрация Таврической области не могла обеспечить их надлежащее содержание. Как свидетельствовал генерал-аншеф М. Каховский, их разместили «в одной куче с женами и малолетними детми без кровли одежды и обуви при нужном (минимальном. – В. Г.) пропитании» (9).

М. Каховский использовал эту характеристику как аргумент для представленного им князю Г.А. Потёмкину предложения «всех турок… отправить в Екатеринослав, а нагаицов, таманских жителей и черкес, так как все они хлебопасцы раздать в здешней области помещикам на поселение». Не дождавшись ответа и конфирмации Екатерины ІІ, он предложил таврическому губернатору С.С. Жегулину раздать пленных, за исключением турок, местным помещикам. Свою поспешность он объяснял тем соображением, что в условиях острого дефицита рабочей силы, да ещё в самый в разгар уборки хлеба и сенокоса, использование пленных доставит выгоды хозяйству края, позволит сэкономить казенные средства и улучшит условия их содержания (10).

Для слабозаселённого южноукраинского региона, где активно формировалось помещичье хозяйство но, по данным Е.И. Дружининой, количество крепостных составляла всего 6,3% от общего числа крестьян (11), столь крупное пополнение было весьма ощутимым. Поэтому дело с анапскими пленными решалось очень быстро. Г. Потёмкин сразу поддержал инициативу М. Каховского, а Екатерина ІІ уже 26 сентября 1791 г. подписала указ об их закрепощении теми помещиками, которые «взяли их для пропитания» (12)

Таким образом, 8 788 ногайцев, жителей Тамани и Анапы, а также черкесы, были в кратчайший срок распределены между местными помещиками. В первую очередь раздача крепостных производилась для высших офицерских чинов, принимавших участие в штурме Анапы. Её инициатор, генерал-аншеф Каховский, получил 2 112 чел., генерал-майор Шиц – 1 314, полковник Годлевский – 578. Но больше всех досталось генерал-майору В.С. Попову, – 2 584 человек (13), имевшему в тот период большое влияние в Новороссии. Впрочем, закрепощённых пленников получили не только русские помещики, но и нижние армейские чины, крымские греки и армяне, а также крымско-татарские мурзы и мусульманское духовенство. Так, в Евпатории ими завладели армянин Вартинов, крымские татары Ваати Осман и Мегмет-челеби; в Феодосии – сержант греческого пехотного полка М. Цунаки, цолнер портовой таможни И. Христофоров; крымский татарин Тимирша-мурза владел 212 ногайцами, а землеустроитель Мухин – 8 семьями (14). Мелкие владельцы, чувствовавшие неуверенность в праве владения крепостными из мусульман, старались как можно скорее перевести их в христианство. Подобное было замечено, в частности, в г. Севастополе и Перекопском уезде (15).

Ещё 17 августа 1791 г. М. Каховский писал таврическому губернатору С. Жегулину по поводу значительных объёмов торговли анапскими пленными среди мусульманских жителей Крыма и предложил всеми мерами ей противодействовать. Среди вскрывшихся злоупотреблений, оказалось и то, что пленные турки, подлежащие возвращению в Турцию, также продавались как крепостные. Впрочем, вопрос не в том, что русские правители Таврической области имели некую предвзятость к крымско-татарским мурзам и духовенству, ведь те из крымских татар, кто получал дворянский статус, становился вровень с русскими дворянами. Важнее было то, что местное население Крыма использовало их в традиционном качестве ясырей, т. е. домашней челяди, а не непосредственных сельскохозяйственных производителей. Тем самым они выпадали из общей хозяйственной системы, отчего казна теряла в доходах, а помещики оставались при том же дефиците рабочей силы.

Но очень скоро оказалось, что и в крупных помещичьих хозяйствах использование ногайцев в качестве крепостных было явно неэффективным. Бывшие кочевники очень медленно приобретали навыки ведения земледельческого хозяйства. Получение низких урожаев приводило к недоимкам, за которые помещик отвечал перед государственной казной. Часто ногайцы убегали из помещичьих владений к своим единоплеменникам на р. Молочную, откуда их практически невозможно было вернуть. Поэтому помещики стали отказываться от ногайцев и после выхода указа 1803 г. о вольных хлебопашцах распространилась практика отпуска их за выкуп. Так, в 1807 г. граф Каховский дал вольную 328 ногайцам при условии выкупа и без сохранения за ними земли. Внесение суммы выкупа происходило в течении трёх лет, после чего они должны были селиться на казенных землях (16). Похожую операцию произвёл и тайный советник В.С. Попов в 1812 г. (17).

Во втором десятилетии ХІХ в. категория «анапских ногайцев» исчезает из официальных документов; они растворяются среди массы тюркоязычного населения Крыма, зачастую принимая этноним крымских татар. Некоторые из них ещё долго сохраняли свою идентичность, хотя не составляли при этом отдельную этническую группу, имеющую место компактного расселения.

Примечания:

1. Скальковский А. О ногайских колониях в Таврической губернии // Памятная книга Таврической губернии. Вып. І. Симферополь, 1867. С. 379.

2. Дружинина Е.И. Южная Украина в 1800–1825 гг. М., 1970. С. 121–126.

3. Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в ХVІ–ХІХ веках. М., 1958. С. 159.

4. Кочекаев Б.Б. Классовая структура ногайского общества в ХІХ – начале ХХ векав. Алма-Ата, 1969. С. 59–60.

5. Грибовский В.В. Ногайське козацьке військо: передумови і процес формування // Записки науково-дослідної лабораторії історії Південної України Запорізького державного університету: Південна Україна ХVІІІ – ХІХ століття. Запоріжжя, 2001.             Вип. 6. С. 151–171.

6. Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе… С. 135, 155-160; Алиева С.И. Ногайцы Северо-Западного Кавказа в исторических процессах ХVІІІ – начала ХХ в.:  Автореф. дис. … канд. ист. наук. Краснодар, 2000. С. 14–15.

7. Государственный архив Украины в Автономной Республике Крым (далее –ГАУАРК). Ф. 799. Оп. 3. Д. 199. Л. 74–74 об.

8. ГАУАРК. Ф. 799. Оп. 1. Д.  269. Л. 2.

9. ГАУАРК. Ф. 799. Оп. 3. Д. 199. Л. 72.

10. ГАУАРК. Ф. 799. Оп. 3. Д. 199. Л. 71 об.

11. Дружинина Е.И. Южная Украина в 1800–1825 гг. … С. 76.

12. ГАУАРК. Ф. 799. Оп. 1. Д. 269. Л. 1.

13. Там же. Л. 2.

14. ГАУАРК. Ф. 799. Оп. 3. Д. 199. Л. 216, 219 об.

15. Там же. Л. 261, 340.

16. Российский государственный исторический архив (далее – РГИА). Ф. 1151. Оп. 1. Д. 260. Л. 5–5 об.

17. РГИА. Ф. 1341. Оп. 15. Д. 1145. Л. 1, 5, 12