использование материалов разрешено только со ссылкой на ресурс cossackdom.com

Казачество имело ярко выраженные особенности в системе жизнеобеспечения, хозяйственных занятиях (историографию см.: 1, с.97-124). Последние, однако, не оставались неизменными на протяжении веков. Назревшую проблему, связанную с местом казачества в классификации хозяйственно-культурных типов (ХКТ), рассмотрим на примере одной из старейших групп казачества - гребенцов.
Первые сведения о казаках на Тереке относятся ко второй половине ХVI века. Это жалобы на нападения казаков на персидских, крымских, турецких купцов, ногайских, кумыкских, брагунских и иных владельцев. Так, в 1583 г на левобережье Сунжи казаки напали на турок, отбили все обозы и захватили пленных. На протест султана русскому правительству было заявлено, что живут на Тереке "беглые казаки разбойники без государева ведома; никого они де не слушают..." (2, с.28 ).У тюменского князя Салтанея были захвачены пленники, оружие, сорок лисиц и иная "рухлядь" (меха), а у Аплана Борганского - пленники, "сорок пять лошадей, да разные вещи" (2, с. 38-39). У ногайского мирзы Иштерека казаки "взяли в полон человек с сорок, а животины и лошадей взяли многие" (2, с.68). Кабардинский мурза Канбулат Черкасский жаловался на ограбление его людей гребенскими казаками, которые захватили лошадей, оружие (3, с.256). В другой раз (1644 г.) гребенские и терские казаки "людей частью побили, частью с женами и детьми взяли в плен", а также обоз в 60 телег и 100 быков захватили (4, с.34). У Эндерийского владельца гребенские казаки "взяли" лошадей и три вьюка товара (5, с. 191-193). Торговые караваны Шемахинского хана постоянно перехватывались казаками (2, с.73). Воеводы жаловались царю, что в Терки "для торгу" никто из северокавказцев не приезжает, "боясь, что их погромят казаки" (2, с.39). Уже в ХVI веке известны походы казаков в Грузию "на добыч", служба их грузинским царям (2, с. 42).
Предания полны сообщений о том, что казаки "пускались на добычу в горы к лезгинам и другим народам и всегда возвращались не с пустыми руками, а с лошадьми, скотом, оружием..." (6, л.38). Гребенцы "гнушались воровством между собою, но грабеж на стороне, особенно у неприятелей, был для них вещью обыкновенною" (6, л.6 об.). Судя по преданиям и письменным источникам, казаки контролировали некоторые переправы и дороги, взимая дань (3, с.159-160; 7, № 109). Таким образом, военная добыча являлась важным фактором в системе жизнеобеспечения казаков.
Военизация была обусловлена и необходима в силу отсутствия государственности в регионе, внутри- и внешнеполитической ситуацией, особенностями хозяйственного уклада и социальной структуры (ср.: 8, с.32). Экстремальные обстоятельства породили "необычайный сорт людей, для которых тревоги войны, битвы, кровь, опасности делались потребностью, страстью. Это были артисты войны, любившие ее, как искусство, наслаждающиеся ею, находившие в ней душевное удовлетворение" (см.: 9, с.8).
Среди "мирных" занятий предпочтение отдавалось охоте и рыболовству (присваивающим отраслям) (6, л. 4 об.). Имело место скотоводство. По документам ХVII века известно, что мурзы Большого Ногая отгоняли "ис подо многих городков" лошадей и коров (см.: 10, с.38). В начале ХVII века в Гребнях побывали ученые-минеарологи С.Фрич и И.Герольд. По их мнению, гребенцы помимо старинного молодечества занимались и производительным трудом (2, с. 66), в частности, виноделием. "Виноградное питье" изготавливалось из "лесного", то есть дикого винограда, который в больших количествах произрастал в Притеречье (3, с.317). Названные отрасли требовали постоянного возобновления природных ресурсов, а с другой стороны столкновения с ближними и дальними соседями также приводили к смене местожительства. В этой связи становятся понятны упоминания источников о "кочующих" в Гребнях казаках (3, с.114, 123; 11, с.23; Е.И.Нарожный и О.Б.Емельянов, опираясь на другие источники, говорят о неполной земледельческой оседлости казаков - 12, с.37-39).
Для сравнения отметим, что в ХVI веке московские послы сообщали, что донские казаки "живут кочевым обычаем, переезжая по рекам..." (см.: 13, с.57). Термин "кочевой", на наш взгляд, является показателем большой мобильности казачьих социоров. По словам источника, гребенцы кочевали "меж того места, где острог поставят", что позволяет считать последние своеобразными укрепленными центрами, окруженными "летниками" и "зимниками" (12, с.38; 14, с.32), где казаки с женами и детьми могли укрываться от опасности. На временных поселениях у казаков, по-видимому, преобладали землянки и полуземлянки (см.: 15, с.44). Неоседлый образ жизни препятствовал накоплению на поселениях т.н. культурного слоя, что вызывает известные трудности в археологическом изучении казачества вольного периода.
В этой связи большой интерес представляет анализ А.С.Акбиевым кумыкских "кабаков" (селений). По мнению автора, в первой половине ХVII века на Кумыкской плоскости (правобережье Терека) существовало только два постоянных селения, остальные не имели постоянного месторасположения и больше напоминали передвижной лагерь, следующий в том направлении, какое указывал его владетель (16, с.34). Это описание сильно напоминает "полукочевой" образ жизни адыгов, толчок к которому дало, по мнению Э.Х.Панеш, монголо-татарское нашествие (17, с.95, 107, 246). По-видимому, гребенские казаки в этот период мало чем отличались от своих затеречных соседей.
Они принимали активное участие во внутренних междоусобицах кумыкских феодалов. В частности в 1653 году, Эндерийский владелец сообщал царю, что по распоряжению Муцала (другой претендент на засулакские земли) были убиты 2 человека казаками Курдюкова городка. "И после того по его же Муцалову веленью, выслав казаков на дорогу людей наших побили, которые ходили с торгом в Черкасы и животы их поимали", "по Муцалову веленью казаки стан разбили и взяли 28 лошадей да 3 человека убили до смерти, а 3 человека взяли живьем" (5, с.192-193). Примечательно, что в преданиях царь Иван Грозный с упреком говорил гребенцам: "Крещеной вы... веры, а под татарским князем живете", на что они отвечали: "Мы... Грозный царь на Гребне живем хорошо. Татары нам не мешают, и князя ихнего над собой не знаем. Мы вольные казаки..." (18, с.87). Это свидетельствует о временном и добровольном участии казаков в затеречных событиях XVII века.
Важное значение в хозяйстве казаков занимали присваивающие отрасли. Об этом свидетельствуют многочисленные казачьи предания. По словам А.И.Ригельмана, донцы считали, что "начало заведения народа их будто б произошло от одного человека, имевшего охоту бить зверей, и с тем промыслом, переходя с одного на другое место, пробрался он на реку Дон, и оным, по хорошей удаче в ловлении зверя, дотянулся почти до устьев оной, где избрал себе для житья удобное место, и там, упражняясь в ремесле своем, получал добычу изобильную", к нему стали приходить другие люди и "стало их число великое, и жили свободно". Аналогичные предания были распространены и у запорожцев. Они связывали возникновение войска с неким Семеном, "который для рыбного промысла и ловли звериного, на устье Бог реки себе место избрал, к коему, для таковых же промыслов, приумножилось немало людей и избрали, наконец, Семена того Атаманом себе, и составилось чрез то войско". То же обнаруживается и у уральских казаков (см.: 19, с.75-76; 20, с.129-130).
Гребенцы связывали происхождение войска с атаманами Ермаком, Андреем, под предводительством которых они занимались различными промыслами. И в горах казачьи городки располагались по рекам (Аргун, Гумс и др.) (21, с.51), а переселение с гор в преданиях объяснялось и тем, что в малых реках не стало рыбы, в связи с чем было тяжело отправлять посты (6, л.38). В целом, народные предания миграционный процесс представляли, как переход прежде всего к иной хозяйственной деятельности, к иному образу жизни (22).
Донцы т.н. вольный период характеризовали следующим образом: "Кормит нас, молодцов, на поли господь бог своею милостью во дни и в нощи зверми дивиими, да морскою рыбою. Питаемся мы, аки птицы небесныя: ни сеем, ни орем (пашем - Н.В.), ни в житницы збираем" (23, с.15). Аналогичная по содержанию песня бытовала у гребенских казаков. В ней парень зовет девушку на Тихий Дон:
"У нас на Дону не ткут, не прядут,
Уж не ткут, не прядут, а чисто ходят.
И, не пашут, не сеют, а сладко едят" (24, с.195).
О роли рыболовства у гребенцов свидетельствуют документы ХVIII века, согласно которым казаки неоднократно выезжали к кабардинцам и кумыкам за хлебом, меняя его на рыбу и икру, для той же мены в станицы прибывали и чеченцы (2, с.172). Вывоз рыбы в ХVIII веке принял столь большие размеры, что администрация была вынуждена ограничить его. По установленной в 1746 году норме один казак имел право вывезти 50 спинок рыб и 4 кулька икры, но и при этом из станиц Терского левобережья ежегодно вывозилось не менее 50 тысяч спинок. Процветал и несанкционированный обмен. По словам кизлярского коменданта, горцы "ходят с хлебом для мены не по настоящим дорогам, а по прибрежным, через казачьи огороды" (см.: 13, с.242). Примечательно, что во время поездок зимовых станиц в Петербург за жалованием, казаки брали с собой для продажи лошадей, волчьи и лисьи шкуры, бочонки с рыбой (13, с.240). По Указу 1759 года гребенские казаки имели привилегию свободной рыбной ловли на Тереке и Каспийском море, что обеспечивало их пищей, а продаваемая рыба давала деньги на покупку хлеба. В дальнейшем правительство отменило это распоряжение, давало привилегии откупщикам, что ставило казаков на грань разорения (25, лл.25 об., 27, 27 об., 36, 40).
О давних "водных" традициях гребенцов свидетельствуют и многие другие факты. И в ХVIII-ХIХ вв. гребенские казаки на своих каюках отправлялись рыбачить на Каспийское море (на расстояние более 100 верст от своих станиц). Корабельная тематика пронизывает их фольклор, обряды. А наибольшим почитанием у гребенцов пользовался Николай Чудотворец (в четырех из пяти станиц в честь него были построены церкви), который, как известно, рассматривался и как покровитель водной стихии, хранитель и помощник "на водах".
Примечательно в этой связи то, что часть исследователей предшественниками казаков считает т.н. бродников (от слова "брод"), то есть связывает их с речной тематикой (см.: 26, с.60-61).
По-видимому, именно занятия рыболовством определили особенности расселения казаков - по рекам. Природная среда оказывала влияние на выбор места жительства, но опосредованно, через хозяйство. Там, где привычные занятия были невозможны, предпочитали не селиться (ср.: русские переселенцы в Закавказье выбирали такие места для проживания, которые позволяли не менять хозяйственный земледельческий уклад, и эти предпочтения сохранялись у представителей 6-8 поколений - 27, с.101-128; 28, с.100-103).
О значении рыболовства в системе жизнеобеспечения можно судить и по традиционной кухне гребенцов (пища, как известно, достаточно четко "маркирует" хозяйственно-культурный тип), включавшей многочисленные блюда из рыбы, которая, по утверждениям дореволюционных авторов, являлась главным продуктом питания (29, с.240).
Показателем давних охотничьих традиций является Указ Сената 1738 года, возложивший на гребенских казаков повинность пополнять дворцовую межанерию фазанами, журавлями, оленями, штейнбоками, кабанами и козами (30, с.50).
С выходом российских границ на Терек воеводы начинают привлекать казаков к службе и выплачивать им жалование за государеву службу (муку, деньги и пр.), что стало своеобразным заменителем военной добычи. Документы конца ХVI века сообщают о службе казаков в Дербенте, взятии ими г. Индили и еще семи городов (31, с.81-82). В этот период казаки по-прежнему не занимались земледелием и даже "побивали тех, кто им занимался, как ремеслом несродным казачеству" (2, с.66 ). То есть статус воина был необычайно высок и превосходил "земледельческие" идеалы. Военная организация и социальная структура были у казаков идентичными явлениями, также как однопорядковыми считались мужчина и воин. Почти все ценности и идеалы, понимание престижности были сосредоточены вокруг военного дела. Необходимым атрибутом казака было оружие, праздничной одеждой - военная форма. А первейшей добродетелью казаки считали храбрость (6, л.6 об.; 32, с.34-35; ср.: 17, с.147, 216).
Таким образом, эти и другие источники свидетельствуют об особом военно-промысловом хозяйственно-культурном типе, который сложился у гребенцов в вольный период. На особую систему хозяйствования у ранних групп казачества, основанную на военной добыче и разного рода промыслах, обращали внимание многие исследователи (11, с.10; 26, с.68-69; 33, с.43-44). Однако, в отличие от нас, они не выделяли эти занятия в особый ХКТ и не считали его основой казачьих социоров.
При определении ХКТ мы исходили из того, что не было и нет одноотраслевых хозяйств, а известные можно классифицировать по типам с преобладанием одной или нескольких отраслей (34, с.79). В последнем случае трудно, а порой и невозможно определить, какая же из сторон деятельности является главной. Объективному рассмотрению вопроса мешают и сложившиеся стереотипы. В "мужской" истории и этнографии особенности ХКТ традиционно определяются именно мужскими занятиями (хотя зачастую ежедневный "хлеб насущный" добывался женщинами в процессе собирательства, огородничества и пр.), занимающими в системе ценностей высшие строчки, являющимися наиболее престижными. Применительно к казачьим социорам учет всего изложенного и дает военно-промысловый ХКТ. Он указывает на способ обеспечения жизненными средствами (средствами потребления - пища, одежда и пр. - см.: 35, с.200-229), которые добывались главным образом на войне, охоте, рыбной ловле (последние промыслы существовали в хозяйстве восточнославянского населения всегда, но у казаков поменялось их значение, из подсобных - они превратились в главные).
Таким образом, у казаков сложилась особая система жизнеобеспечения, включавшая и присущие другим этническим группам жизненные средства, но отличные от них способы их обеспечения. Очевидно, что такой характер занятости казаков определялся не только природной, но и общественной средой, не контролируемой государством и допускавшей постоянные военные столкновения, в которых выживали наиболее приспособленные к подобной обстановке социоры.
В формировании неземледельческих милитарных казачьих обществ юга России (о происхождении гребенцов мы уже писали), по-видимому, сыграли свою роль процессы дивергенции некогда единого по-своему ХКТ (пашенные земледельцы) восточнославянского массива, что было характерно для феодальной раздробленности и последующих катаклизмов (cр.: 36, с.97).
Как справедливо отметил А.А.Шенников, монгольское нашествие отнюдь не уничтожило население южнорусских степей (Дикого поля) (34, с.4). Но в его жизни произошли качественные хозяйственно-культурные преобразования. Усиление военных черт было необходимостью, условием выживания, также как и переход к присваивающей в целом экономике. В этой связи можно говорить о своеобразном архаическом синдроме у части восточнославянского населения. Исследователи подчеркивают, что определенные ХКТ нельзя рассматривать лишь как приспособление к географической среде (37, с.24). Следует учитывать и факторы политические, окружающую социальную среду.
Представления о русскоязычных казаках юга России, как кочевниках или полукочевниках, в жизни которых скотоводство играло определяющую роль (34, с.114), не выдерживает критики. Этнографической науке неизвестны факты перехода оседлых народов к кочеванию по собственной воле. Они могли изменить образ жизни под давлением напавших кочевников, но это неизбежно должно было привести к ассимиляции (38, с.285-287). Другое дело, что кочевники Дикого поля и в период позднего средневековья сохраняли военизированный быт и организацию. Поэтому не случайно, что у казаков под влиянием тюркско-монгольской среды шло формирование военно-социальных структур (атаман, есаул, др.), неземледельческие занятия выступили на первый план (39, с.103-108). Это подтверждает известную этнографическую закономерность: переход к иному ХКТ (в данном случае не кочевническому, а военно-промысловому), происходящий под влиянием соседних этносов (по документам известны казаки-половцы, "казакующие" ногайцы, тюркоязычная Казацкая орда и пр.), сопровождается многими заимствованиями, с этим типом связанными.
Отметим, что переход к присваивающим отраслям хозяйства известен у старообрядцев Приуралья, Зауралья, Стародубья, Керженца и других мест в ХVII-ХVIII вв., его наблюдали современники. Этот возврат к "древней стадии развития" (охоте и рыболовству, иногда к подсечному земледелию) происходил под влиянием экстремальных условий, в которых оказались общины беглецов-раскольников. Подобные занятия делали возможным при появлении "слуг Антихриста" быстро уходить на новое место (40, с.228). Аналогичные процессы могли происходить и при иных обстоятельствах (монгольское нашествие, разгром севернорусских земель московскими князьями и пр.). Однако архаизация ХКТ сама по себе еще не порождала такой феномен, как казачество. Для его возникновения нужен был еще один компонент - "военный".
Правы исследователи, утверждающие, что в период средневековья сложился определенный стереотип, связанный со словом казак. Оно означало вольного, удалого, отважного человека, добывающего средства существования на войне (17, с. 106-108; 41, с. 146; 42, с. 29; 43, с. 13).
Особый военно-промысловый ХКТ, к которому перешла часть восточнославянского населения, принимавшая в свой состав как "единоплеменников", так и сходное по типу иноэтничное население, не был полным откатом назад, так как сохранил элементы производящего хозяйства (скотоводство, огородничество и др.).
Для утверждения нового ХКТ требовался разрыв с прежней (земледельческой) традицией. Он и произошел в обществах, оторванных от исторической родины. Именно этнизированный ХКТ выступил главным фактором идентификации членов казачьих социоров, их консолидации, определил основные черты культуры. Казачество пополнялось теми, кто принимал его образ жизни и деятельности. Как свидетельствуют источники, уже ранние социоры помимо ХКТ имели и другие этнические черты: вновь прибывшие должны были переходить на русскую речь и принимать крещение. В определенной экологической и этнической среде военно-промысловый ХКТ (наряду с вышеотмеченными факторами) стал основой донского, гребенского и других групп казачества.
Впервые на проблему влияния ХКТ на этнические процессы (но не в связи с казачеством) обратил внимание Я.В.Чеснов, который показал недостаточность изучения этнографических групп лишь с точки зрения этногенетических и миграционных процессов (36, с.148). Наиболее стойкие этнические группы русского населения характеризовались, прежде всего, иным ХКТ (поморы - рыболовы, охотники на морского зверя; колымчане - оленеводы и т.п.). Выявленная закономерность подтверждается и материалами по казачеству.
О том, что военно-промысловый ХКТ, сложившийся в вольный период, был достаточно прочным, свидетельствует и последующая "экономическая история" гребенских казаков.
В начале ХVIII века завершается переселение гребенцов на левобережье Терека. За службу по охране границ, участие в войнах, которые вела Россия, они получали денежное жалование, продовольствие. Существование, жизнеобеспечение казаков в этот период напрямую было связано с военным делом. То есть власти использовали сложившийся ХКТ в своих целях. Они не сломали, а видоизменили его.
Переселение гребенцов на левый берег было процессом длительным. Однако, как сообщал командир Гребенского полка граф Стенбок в 1839 году, "в памяти теперь существующих стариков все домашнее обзаведение казаков находилось на правом берегу...Затруднения беспрестанной переправы через Терек для работ, заставили казаков переносить на левый берег виноградные сады, остальные хозяйственные работы еще долгое время производились на прежних местах" (25, лл. 23 об.-24). По документу 1757 года из Щедринской на правый берег Терека "для убрания садов были пропущены 10 человек". Там у них находились не только виноградные сады, но и покосы (44, с.240, 245). Старец Н.Г.Абрамов из той же станицы рассказывал своему сыну в 1836 году, что переправлял молодую жену за Терек (то есть на правый берег) сажать тыквы (7, № 112 ).
Проанализированные и иные документы позволяют утверждать, что основными хозяйственными занятиями гребенцов на правобережье Терека являлись, помимо рыболовства и охоты, виноградарство, огородничество, бахчеводство. На развитии последних, по-видимому, сказалась давняя семейственность казаков.
Правительство, частично принявшее на себя продовольственное бремя, было заинтересовано в переводе казаков на самообеспечение, пыталось всеми силами развить у них земледельческий ХКТ. Уже в 1736 году по приказу Кавказского наместника предпринимаются меры по отмежеванию земель (на каждого казака предусматривалось по 30 десятин). Однако землемер Ключаров, неизвестно по каким причинам распоряжение не выполнил. Оно было повторено в 1786 году (25, лл.36, 40, 40 об.).
В условиях, когда размеры земельных участков властями долгое время не определялись, основным типом владения могла быть только вольная заимка. На наш взгляд, она являлась первой формой землевладения и землепользования, создавала предпосылки для развития земледелия и формирования в дальнейшем земледельческой общины у казаков.
Как уже отмечалось, правительство, заинтересованное в развитии земледелия у казаков, в конце ХVIII века перешло к размежеванию земель по Терскому левобережью и установлению твердых земельных паев в зависимости от служебно-должностного положения. Не случайно именно в конце ХVIII века происходит процесс вторичного формирования большесемейных коллективов у казаков (11, с.41; 42, с.299). На наш взгляд, это было вызвано, прежде всего, тем, что занятия земледелием требовали большого числа рабочих рук. Это и привело к возрождению больших патриархальных семей.
По данным 1772 года из 44 333 десятин, выделенных гребенским казакам, ими обрабатывалось только 2 035 десятин. Аналогичная ситуация наблюдалась и в соседних войсках. Это атаманы объясняли тем, что казаки заняты по службе (13, с.173). В связи с Кавказской войной в отдельные годы в станицах не вспахивалось ни одной десятины. Большая же часть скота передавалась на выпас (за натуральную плату) караногайцам (6, л.20 об.). Предпочтение из земледельческих занятий отдавалось виноградарству, огородничеству и пр. В этих отраслях, дававших наибольший доход (25, л.27), были заняты в основном женщины, и современники заявляли о том, что все хозяйство казака лежит на плечах жены (45, л.7).
Хлебопашество у гребенцов в документах первой половины ХIХ века характеризовалось как крайне скудное, не обеспечивавшее минимальных нужд (6, лл. 20-20 об.; 46, л.62). Примечательно, что казаки-старожилы использовали на пахоте кабардинский или малороссийский плуги, что косвенно свидетельствует о зарождении земледельческих традиций на новом месте обитания под влиянием других народов. В 1833 г. князь П.Зубов восторженно писал, что гребенские казаки метки в стрельбе, отличные наездники, мастерски владеют оружием, замечательны храбростью, отважностью, решительностью, но вместе с тем отличаются нерадением в земледелии (47, с. 48, 122).
Командир Гребенского казачьего полка граф Стенбок в 1839 году объяснял сложившуюся ситуацию тем, что "хлебопашество и скотоводство никогда не могли быть занятием гребенских казаков, так как малое количество земли (имеется в виду плодородной - Н.В.), им принадлежащей, по большей части песок и солонец, скудно вознаграждают труд земледельца" (см.: 48, с.50 ).
Но правительство с таким положением мириться не желало. Еще в 1833 году было заявлено, что "решительно должна быть ограничена помощь (продовольствием, которое периодически выделялось отставным и не служащим казакам - Н.В.), которую Кавказские линейные казаки от Правительства ожидать могут и что за сим от них самих зависеть будет находить дальнейшие способы к своему пропитанию..." (49, л. 376). Однако в связи с голодом правительство было вынуждено дать казакам в том же году двойную норму провианта. И пока шли военные действия, казаки регулярно получали продовольствие.
Как видим, новый ХКТ, основанный на земледелии, внедрялся с большим трудом и попытки объяснить это лишь неблагоприятными природными условиями (они, конечно же, имели место) не выдерживают критики хотя бы потому, что государственные крестьяне на тех же землях вполне себя обеспечивали. В документе середины ХIХ века утверждалось, что крестьяне сбывают хлебные произведения "в коих нередко нуждается и поселенное КЛКВ (в числе 267909 душ обоего пола), жители коего, отвлекаясь службою, не имеют достаточно времени для удовлетворительной обработки своих полей" (45, л.1). То есть особенности прежнего ХКТ, сохраненного в т.ч. и властями, не позволяли полностью сосредоточиться на земледелии.
Исследователи обращают внимание на слабое развитие у казаков календарно-обрядовой поэзии и справедливо связывают это с тем, что они долго не занимались земледелием (50, с.321). И в то же время военная тематика была широко представлена в молитвах и заговорах, песенном фольклоре (включая колыбельные песни), детских играх, формах отдыха молодежи и взрослых, праздниках, воспитании и мн. др. (51, с.102).
У гребенцов прежний ХКТ не был изжит и в середине ХIХ века. Л.Н.Толстой отмечал, что "казак большую часть времени проводит на кордонах, в походах, на охоте или рыбной ловле. Он почти никогда не работает дома. На женщину казак смотрит как на орудие своего благосостояния. Весь дом, все имущество, все хозяйство приобретено ею и держится только ее трудами и заботами". Казак же "твердо убежден, что труд постыден... и приличен только работнику-ногайцу и женщине... Средства жизни казаков составляют виноградные и фруктовые сады, бахчи с арбузами и тыквами, рыбная ловля, охота, посевы кукурузы и проса, военная добыча". А главными чертами характера гребенцов Л.Н.Толстой считал "любовь к свободе, праздности, грабежу и войне" (52, с.177-178 ).
И в конце ХIХ века современники отмечали, что трудовое начало весьма слабо развито среди мужчин. А от самих казаков можно было услышать: "Не мужики мы сиволапые, чтобы копаться в земле" (53). Земледелие продолжало считаться низким занятием (54, с.170). Таким образом осознание важности и необходимости того или иного занятия значительно отставало от реалий, сложившихся в пореформенный период. Земледельческая трудовая мораль вырабатывалась с большим трудом. Ранняя социально-"профессиональная" принадлежность к казачеству давала о себе знать сохранением субъективной оценки выполняемых видов труда. Высоко престижными занятиями оставались военное дело, охота, рыболовство, не престижными - земледелие, ремесло, торговля.
Примечательно, что после окончания военных действий на Кавказе (в 60-х гг. ХIХ века) в терских станицах началось религиозное движение. Распространялись слухи о конце света. Казаки, главным образом гребенцы, бросали заниматься хозяйством, "предоставляя пользоваться кому угодно" (55, л.94). Эсхатологические идеи получили распространение в мирное время, что свидетельствует о серьезном ментальном переломе. Культ воинственности, удальства, молодечества, о котором писали дореволюционные и современные исследователи, переживал кризис. Ведь в пореформенный период, когда к тому же сроки воинской службы были сильно сокращены, на первый план выступил не воин-герой, а труженик-земледелец. Менялись основы всей хозяйственной деятельности, уходил в прошлое военизированный быт.
В пореформенный период по-прежнему велика была роль женщины в хозяйственной жизни. Один из гребенских казаков (выступивший под псевдонимом К.) в газете "Терские ведомости" объяснял это тем, что казак перестал получать от казны необходимого и является в семью "вроде какого-то паразита". Чем казак удалее и отважнее, чем более предан службе, тем хуже он как хозяин, и вся его надежда на жену (56).
Более сведущими в земледелии были донцы и волжцы, которые перешли к хлебопашеству еще до переселения на Терек. Они выращивали просо, пшеницу, рожь, ячмень, овес, кукурузу; из технических культур - коноплю; из бахчевых - арбузы, дыни, тыквы; из огородных - репу, редьку, капусту, лук и др. На Тереке свои приемы земледелия сложились у низовых казаков. Притеречные камыши они уничтожали пожаром, затем пускали на поля скот, который вытаптывал корни камышей. Затем поля вспахивали плугом, боронили, засевали. После уборки пашню заливали водой и на лиманах высаживали фасоль, горох, чечевицу и другие культуры. Спустя 4-5 лет земле давали год-два "отдохнуть" (57, с.16-26).
В пореформенный период власти стали уделять пристальное внимание хозяйственным занятиям казаков. В Терской области работали статистические комитеты и комиссии, которые не только выявляли недостатки в развитии тех или иных отраслей, но и выступали с конкретными предложениями по их улучшению. Войсковые суммы выделялись на покупку новых сортов сельскохозяйственных растений, пород скота и пр.
Усилия властей привели к тому, что к началу ХХ века земледелие в Моздокском отделе достигло такого уровня, что казаки стали обеспечивать свои потребности в хлебе (для этого здесь имелись и достаточно благоприятные условия - более плодородные почвы) (58, с.156, 230-231).
Однако несмотря на накопленные положительные опыт и знания, урожаи в терских станицах были невысокими. Развитие сельскохозяйственного производства сдерживали ежегодные разливы Терека, заболачивавшие берега, частые нашествия саранчи и др. Главной земледельческой отраслью в Кизлярском округе традиционно оставалось виноградарство. В конце ХIХ века здесь собиралось 90% винограда, выращиваемого в станицах ТКВ (59).
Менее развитой отраслью хозяйства являлось скотоводство. В пореформенный период происходил небольшой рост поголовья крупного и мелкого рогатого скота, но уменьшалось количество лошадей (60, с.200. См.: Приложение).
Важную роль по-прежнему играло рыболовство. Временами Терек перегораживали, и таким образом за один день вылавливали до 100 тысяч рыб. Декабрьский лов носил общественный характер. Здесь юноши показывали свою удаль: с каюков или со льдин били острогами крупную рыбу. Калиновцы и червленцы выходили на каюках в Каспийское море. Несмотря на запреты, казаки Гребенского полка рыбачили по всему течению Терека (61, л. 20 об.).
Таким образом, до конца ХIХ века у казаков Терского левобережья сохранялись особенности прежнего ХКТ. Облик последнего определяла военная служба. "Мирные" занятия, за исключением рыболовства и охоты, не считались престижными, и им не уделялось должного внимания. Адаптация к экологическим условиям Притеречья, политика правительства способствовали появлению ряда новых отраслей, главным образом производящего хозяйства, но были сохранены и черты более "древнего" уклада, который и привел к вычленению казаков из русской общности. По мере того как сфера прежнего ХКТ сужалась, терялась очень важная этническая черта казачества, то есть происходила его деэтнизация, превращение в особую группу русского сельского земледельческого населения. Тем не менее военное дело (во всех его проявлениях) до конца дореволюционного периода определяло особенности казачьих групп.
С.А.Голованова поставила вопрос о существовании казачества как "живой исторической системы", что "предполагает наличие чего-то неизменного (ядра)" (62, с.80). На наш взгляд, этим неизменным в течение веков оставалось особое отношение казаков к военному делу, воинской службе, что сказывалось и на образе жизни, и на системе жизнеобеспечения, и на духовной культуре.
Казачье возрождение, свидетелями которого мы стали в последнее десятилетие, в своих сущностных формах частично повторило то, что было ранее и вызвало непонимание и даже негативную реакцию у значительной части российской интеллигенции, в том числе и научной.
Сколько ни призывали казачество к этнизации, к возрождению менталитета, духовной культуры, внутренних качеств (духа), обычаев, традиций, демократических ценностей самоуправления, наконец, к созданию новой культуры (см.: 63), оно упорно восстанавливало казачьи войска и соответствующие управленческие структуры, военные формирования и пр. По мнению исследовательницы современного казачества Т.В.Таболиной, "движение неосознанно несет в себе что-то и от милитаристских движений" (64, с.5).
Историки не раз пытались разобраться в указанных процессах. На всех научных конференциях, посвященных казачеству (терскому, донскому, кубанскому), проблемы казачьего возрождения неизменно обсуждались. И каждый раз ставился вопрос: что возрождать - этнические черты (под которыми подразумевались некоторые "мирные" формы культуры) или сословные (военную организацию, атрибутику и пр.).
Следует подчеркнуть, что "сословность", которая так пугает некоторых исследователей, явление сравнительно позднее (по словам В.А.Матвеева она срослась с этнокультурной самобытностью - 65, с.32), а то, что ей предшествовало - это милитарные казачьи социоры вольного периода, которые впоследствии были использованы царской властью для охраны государственных границ. С течением времени менялись формы хозяйствования, управления, но казак оставался прежде всего человеком военным. Именно военными подвигами казачество всегда гордилось и гордится. Идеей подготовки воина-защитника была пронизана система воспитания.
В советский период мероприятия новой власти, по мнению С.А.Кислицына, свелись к "десословизации", вплоть до запрета казакам служить в Красной Армии (66, с.106). На казачью "этнографию" большевики мало посягали. Но как только в 1936 году были отменены все ограничения в воинской службе, происходит формирование казачьих дивизий. И в годы Великой Отечественной войны гвардейские казачьи корпуса прославились на всю страну.
По мнению ряда исследователей, за годы Советской власти казачество было утрачено, расказачено (63, с.11). Однако недавняя либерализация вызвала воссоздание Терского, Донского, Кубанского и других казачьих войск, отделов, соответствующих управленческих структур, открылись мужские кадетские классы и корпуса, где изучается история казачества, большое внимание уделяется военно-спортивной подготовке (подробнее см.: 64; 67).
Уже сейчас казаки несут службу в 17 казачьих соединениях и воинских частях, на 14 сторожевых кораблях, на 42 пограничных заставах. На Северном Кавказе из них сформированы части МВД для борьбы с бандитизмом и терроризмом (68, с.15). В этой связи изменились и представления научной общественности о сущности казачьего возрождения (ср.: материалы Ростовской 1995 г. и Санкт-Петербургской 1999 г. конференций). На последней - казачество рассматривалось как важнейший фактор безопасности России, подчеркивалось, что именно воинские традиции являются этнообразующим фактором, и без них казачество существовать и рассматриваться не может - 68, с.37, 49, 62 и др.). Пока что правительство не может найти адекватных действительности форм взаимодействия с казачеством. И по сей день творчество снизу опережает законодательную базу.
В целом, на вопрос - что нужно и чего нельзя возрождать - жизнь ответила с учетом исторического пути казачества. Оно возрождается с присущими ему культурой и сферой деятельности (однако без строгих ограничений, как это было в ХIХ веке).

1. Заседателева Л.Б. Хозяйство и хозяйственный быт дореволюционного русского и украинского населения Северного Кавказа в отечественной историографии (восточные и центральные районы). // Историография этнографического изучения народов СССР и зарубежных стран. - М.: МГУ, 1989.
2. Потто В.А. Два века Терского казачества. Т.1.- Владикавказ, 1912.
3. Кабардино-русские отношения в ХVI-ХVIII вв. Сб. док. Т.1. - М.: АН СССР, 1957.
4. Кушева Е.Н. О местах первоначального расселения гребенских казаков. // Историческая география России ХVIII века. Ч.II. Источники и их характеристика. - М.: АН СССР, 1981.
5. Русско-дагестанские отношения ХVII - первой четверти ХVIII вв. - Махачкала, 1958.
6. РВИА. Ф.644. Оп.1. Д.117.
7. Ткачев Г. Искаженная история (по поводу статей Гассиева).- ТВ, 1909.
8. Панеш Э.Х. Этнокультурные компоненты и особенности традиционной военной организации адыгов в конце ХVIII - начале ХХ в. // Этнографические аспекты традиционной военной организации народов Кавказа и Средней Азии. Вып.1. - М., 1990.
9. Лукаш С.Н. Общее в исторической судьбе линейцев и черкесов в жерновах имперской истории. // Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа. Материалы Второй международной Кубанско-Терской научно-просветительской конференции. - Армавир, 2000.
10. Козлов С.А. Взаимоотношения терско-гребенского казачества с северокавказскими народами (2 половина ХVI - ХVII вв.). // ИСКНЦВШ, 1990. № 4.
11. Заседателева Л.Б. Восточные славяне на Северном Кавказе (в середине ХVI - нач. ХХ века) (динамика этнокультурных процессов). // Дисс. ...д.и.н. в форме научного доклада. - М., 1996.
12. Нарожный Е.И., Емельянов О.Б. "Городки" и "станицы" на Тереке. // Чечено-Ингушетия в составе России в конце ХVIII - середине ХIХ века. Тезисы докладов научно-пропагандистской конференции. - Грозный, 1989.
13. Омельченко И.Л. Терское казачество. - Владикавказ: Ир, 1991.
14. Голованова С.А. Географический фактор в самоидентификации гребенского казачества. // Вопросы северокавказской истории. Вып.6. Ч.1. - Армавир, 2001.
15. Рыблова М.А. Типы традиционных жилищ донских казаков. // ЭО, 1998. № 6.
16. Акбиев А.С. Общественный строй кумыков в ХVII-ХVIII вв. // Автореф. дисс. ...д.и.н. - Махачкала, 2000.
17. Панеш Э.Х. Этническая психология и межнациональные отношения. Взаимодействие и особенности эволюции (на примере Западного Кавказа). - СПб, 1996.
18. Л.Н.Толстой на Кавказе в записях современников. // Труды ЧИ НИИ ИЯЛ. Т.III. - Грозный, 1961.
19. Матвеев О.В. К реконструкции системы этногенетических представлений кубанских казаков: устная историческая традиция метрополий. // Проблемы изучения и развития казачьей культуры. - Майкоп, 2000.
20. Матвеев О.В. "Дэ диды, прадиды служилы..." "Служилое" начало в этногенетических представлениях кубанских казаков. // Из истории дворянских родов Кубани. Материалы научно-теоретической конференции. - Краснодар, 2000.
21. Виноградов В.Б. "Гребенский казак" А.Шидловского в контексте архивных и фольклорных данных. // Дикаревские чтения (6). Итоги фольклорно-этнографических исследований этнических культур Кубани за 1999 год. Материалы региональной научно-практической конференции. - Краснодар, 2000.
22. Под образом жизни понимается совокупность сложившихся видов (форм) и механизмов жизнедеятельности, взятых в единстве (см.: Бромлей Ю.В. К вопросу о взаимосвязи образа жизни и культуры. // Этнокультурные традиции и современность. - Вильнюс, 1989, с.135).
23. Казачий Дон. Очерки истории. Ч.II. - Ростов-на-Дону, 1995.
24. Песни гребенских казаков. - Грозный, 1946.
25. РВИА. Ф. 1058. Оп.1. Д.503.
26. Козлов А.И. Возрождение казачества: история и современность. - Ростов-на-Дону, 1995.
27. Лебедева Н.М. Эмпирическое исследование психологической адаптации этнической группы к иной природной среде (на примере русских старожилов Закавказья). // Духовная культура и этническое самосознание наций. Вып.1. - М.: АН СССР, 1990.
28. Лебедева Н.М. Психологические аспекты этнической экологии. // Этническая экология: теория и практика. - М.: Наука, 1991.
29. Ржевуский А. Терцы. - Владикавказ, 1888.
30. Ткачев Г.А. Станица Червленная. // СОЛКС. - Владикавказ, 1912. № 7-12.
31. Белокуров С.А. Сношения России с Кавказом. Вып.1. - М., 1889.
32. Сопов А.В. Некоторые особенности ментальности казаков. // Проблемы изучения и пропаганды казачьей культуры. - Майкоп, 1998.
33. Сопов А.В. К вопросу о происхождении казачества. // Неделя науки МГТИ. Вып 2. Материалы научно-практической конференции. - Майкоп, 1997.
34. Шенников А.А. Червленый яр. - Л., 1987.
35. Арутюнов С.А. Народы и культуры: развитие и взаимодействие. - М.: Наука, 1989.
36. Чеснов Я.В. Лекции по исторической этнологии. - М.: Гардарика, 1998.
37. Чеснов Я.В. О социально-экономических и природных условиях возникновения ХКТ. // СЭ, 1970. № 6.
38. Вайнштейн С.И. Мир кочевников Центра Азии. - М., 1991.
39. Караулов Н.А. Говор гребенских казаков. // СМОМПК. Вып.37. - Тифлис, 1907.
40. Никольский Н.М. История русской церкви. - Минск, 1990.
41. Благова Г.Ф. Исторические взаимоотношения слов казак и казах. // Этнонимы. - М., 1970.
42. Заседателева Л.Б. Терские казаки (середина XVI - начало ХХ в.). Историко-этнографические очерки - М.: МГУ, 1974.
43. Голованова С.А. Проблемы изучения ранней истории казачества. // Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа. Материалы Первой региональной Кубанско-Терской научно-просветительской конференции. - Армавир-Железноводск, 1998.
44. Указатель географического, статистического, исторического и этнографического материала в "Ставропольских губернских ведомостях". Первое десятилетие (1850-1859 гг.). - Тифлис, 1879.
45. РВИА. Ф.1058. Оп 1. Д.277.
46. ГАСК. Ф.79. Оп.1. Д.1058.
47. Зубов П. Картина Кавказского края. Ч.2 (отд. III). - СПб., 1833.
48. Исторические сведения о Гребенском казачьем полку. // ЗТОЛКС. - Владикавказ, 1912. № 4.
49. РГИА. Ф.1263. Оп.1. Д.849.
50. Кубанские станицы. (Этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани). - М., 1967.
51. Бондарь Н.И. Воины и хлеборобы (некоторые аспекты мужской субкультуры кубанского казачества). // Православие, традиционная культура, просвещение. (К 2000-летию христианства). - Краснодар: Крайбибколлектор, 2000.
52. Толстой Л.Н. Казаки (Кавказская повесть 1852 года). // Собр. соч. в 20 т. Т.3. - М., 1961.
53. ТВ, 1899. № 24.
54. Семенов П. Несколько страничек из жизни казаков ст. Слепцовской. // СМОМПК. Вып.16. - Тифлис, 1893.
55. ГАЧР. Ф.115. Оп.1. Д.4.
56. К. Гребенцы. // ТВ, 1886. № 11.
57. Бутова Е. Станица Бороздинская. // СМОМПК. Вып.7. - Тифлис, 1889.
58. Востриков П.А. Станица Наурская. // СМОМПК. Вып. 33. - Тифлис, 1904.
59. ТВ, 1882. № 50.
60. Хорошхин М. Казачьи войска. Опыт военно-статистического описания. - СПб., 1881.
61. ГАСК. Ф.444. Оп.1. Д.2869.
62. Голованова С.А. История казачества: проблемы методологии и терминологии. // Первая общероссийская научно-практическая конференция "Казачество как фактор исторического развития России". - СПб.: ЗАО "Познание", 1999.
63. Возрождение казачества (история, современность, перспективы). Тезисы докладов, сообщений, выступлений на V Международной (Всероссийской) научной конференции. - Ростов-на-Дону: НМЦ "Логос", 1995.
64. Таболина Т.В. Панорама современного казачества: истоки, контуры, типологизация. // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. № 58. - М., 1994.
65. Матвеев В.А. С чего начинать возрождение? // Проблемы казачьего возрождения. Ч.1. - Ростов-на-Дону, 1996.
66. Кислицын С.А. "Расказачивание" - стратегический курс большевистской политической элиты в 20-х гг. // Возрождение казачества: история и современность. - Новочеркасск: НГТУ, 1995.
67. Батырев В.Д., Матвеев О.В., Изюмов А.И. Союз казаков России: 1990-2000. - М.: РУСАКИ, 2000.
68. Первая общероссийская научно-практическая конференция "Казачество как фактор исторического развития России". - СПб., 1999.

 использование материалов разрешено только со ссылкой на ресурс cossackdom.com