Преемник Лободы и Кремпского - Христофор Нечковский и поведение его в отношений поляков и низовых козаков.- Смена Нечковского и назначение вместо него Тихона Байбузы.- Преданность Байбузы польскому правительству; восстание против него низовых козаков и избрание ими в старшего козака Полоуса.- Действия Полоуса против Байбузы и его асаула Семена Скалозуба.- Образование в Запорожье двух партий и открытая вражда между ними.- Назначение старшим Семена Скалозуба и гибель его на море.- Преемник Скалозуба Самойло Кошка.- Походы Кошки с запорожцами в Молдавию и Ливонию.- Кончина Кошки и преемник его Гаврило Крутневич.- Преемник Крутневича Иван Куцкович.- Поведение козаков в Инфлянтской земле, взятие ими города Витебска и уход Куцковича из войска.- Одновременные действия низовых козаков в Крыму м на Черном море в 1601-1607 году.- Жалобы на Козаков польскому королю со стороны Турции.- Столкновение запорожцев с татарами у Корсуня и распоряжения гетмана Григория Изаповича.
После печального для козаков дела под Солоницей и после ухода Кремпского и Подвысоцкого на Запорожье старшим войска запорожского признан был со стороны польского правительства в том же 1596 году Христофор Нечковский. Нуждаясь в козаках против татар, польское правительство поручило Нечховскому охрану границ Речи Посполитой от татарского набега. Как выполнил это поручение Нечковский, неизвестно; также как неизвестно, каким образом держал себя новый старшой козацкий в отношении поляков и козаков. По-видимому, он был скорее на стороне козаков, чем поляков и, оставаясь признанным со стороны польского правительства козацким старшим, в то же время не переставал сноситься и показывать свое расположение к низовым козакам. Так, в этом же, 1596 году, каменецкий каштелян Якуб Претвич особым письмом, писанным июля 10-го дня к пану Нечковскому и панам молодцам запорожским, просил передать Каспару Подвысоцкому о том, чтобы он ничего не боялся (за участие в походах Лободы и Наливайка), так как Претвич пишет письмо до гетманов коронного и польного и берет Каспара под свою охрану и покровительство [1]. Но возможно, что именно это сношение с низовыми козаками и было причиной смены Нечковского и назначения в 1597 году в качестве нового старшого козацкого, Тихона Байбузы. Существует указание, извлеченное из рукописей библиотеки князя Боргезе в Ватиканском архиве (Киевская Старина, 1893, x, 158), о существовании в Запорожьи "старшого" Васселовича в промежуток времени между Нечковским и Байбузою. Это - подлинное письмо Васселовича от 1597 года, июня 15 дня. "Выражаемъ наше почтеніе наияснЪйшимъ и благороднЪйшимъ старостамъ и подстаростамъ его свЪтлости королевскаго величества, состоящимъ въ пограничныхъ владЪніяхъ, а также ихъ замЪстителямъ. Доводимъ до свЪдЪшя вашихъ властей, что повелитель перекопской орды татаръ со всЪми своими войсками явился 14 іюня въ часъ за завтрака къ переходу черезъ пороги и Туволзу (Таволжанская забора), и вполнЪ вЪроятно, что они уже перешли черезъ ДнЪпръ. У нихъ является смЪлое намЪреніе вообще сдЪлать набЪгъ на владЪнія его свЪтлости королевскаго величества и, если-бы они столь неожиданно не переправились, мы-бы успЪли увЪдомить о нихъ отдЪльныхъ господъ старостъ. Пусть знаютъ объ этомъ власти, пусть будутъ осторожны и пусть сообщать отдЪльнымъ областямъ, принадлежащямъ какъ его свЪтлости королевскому величеству, нашему всемилостивЪйшему государю, такъ и городамъ князей и вельможъ, чтобы они не пренебрегали этимъ врагомъ христіанства, стремящимся опустошить его царство. Писано изъ Запорожья 15 іюня 1597 года. Пусть они не ожидаютъ отъ насъ сверхъ этого письма другого письма, - пусть удовлетворитъ ихъ и это. Н. Васселовичъ со всЪмъ своимъ запорожскимъ войскомъ". Байбуза оказался совершенно преданным человеком польскому правительству и потому вполне ненавистным козачеетву. Недовольные управлением Байбузы, многие из украинских козаков ушли на Кош и там объявили своим старшим некоего Полоуса, соратника Наливайка. Обо всем этом и о последующих действиях Полоуса сообщал сам "старшой с атаманьей и всем войском запорожским" коронному гетману Станиславу Жолкевскому. Упомянув о том, что обязанность войска запорожского, находящегося на границе с татарскими кочевьями, стоять на переправах Днепра, охранять крест святой от неприятелей, не пропускать в королевскую землю ни малых, ни больших татарских "куп" и собирать всякие сведения о движении орды, Байбуза сообщал, что месяца ноября 9 дня козаки ходили на крымские поля, под самый город Перекоп, на урочище Терен Ориш и там, помощью Бога и счастием короля, неприятельские отары и улусы погромили и вежи разорили. Извещая обо всем этом, Тихон Байбуза вместе с этим извещал и о том, что произошло в Запорожье после прихода туда Полоуса и избрания его старшим козацким. Забрав в свои руки челны, продовольствие и казну, принадлежавшие козацкому старшому, Полоус сперва ушел на море и там взял турецкий городок, а потом, возвратившись с моря, обратился с другими козаками, наказанными старшим за бунт против властей, на самого Байбуза и на осаула его Семена Скалозуба. Скалозуб послан был со ста двадцатью конными людьми на Низ, к Бургуну, для добывания татарского языка, Полоус, узнав об этом, напал ночью на Скалозуба и побил его людей, а вместе с ними забрал и истребил посланцев Байбузы и стражу, бывшую на переправах. Не довольствуясь этим, Полоус поднялся со своей "купой" вверх по Днепру и напал там на товариство Байбузы, шедшее с новыми продовольственными запасами и деньгами от великого князя литовского и, разгромив товариство, хлеб и деньги забрал себе [2].
После этого в самом Запорожье образовалось две партии: партия мира, которая осталась за порогами, и партия войны. Последняя выбрала себе предводителем некоего Метлу и вместе с ним и его товарищем Гедройцем отправилась из Запорожья в заселенные места против польских панов. Но в городах Метла был убит, а его соучастник, Гедройц, был пойман живым. Партия Метлы, однако, заняла все дороги и стала не пропускать в Запорожье хлебных припасов. Зато противная сторона этой партии, партия мира, стала просить короля дать козакам "из своего раменя" нового старшого и настаивала на увозе из Запорожья армат и гаковниц, которых там было числом около ста и присутствие которых будто бы способствовало своеволию козаков, "потому что как только та армата за порогами настала, тогда намножилось там всякого своевольства". Об этом сами козаки донесли князю Кирилу Ружинскому, прося у него совета, как им унять своеволие в Запорожье, а князь Ружинский ноября 3 дня 1598 года сообщал о том каменецкому старосте Якову Потоцкому [3].
Дело это, повидимому, окончилось с назначением в 1599 году нового старшого Семена Скалозуба. Но Семен Скалозуб недолго управлял козаками и, воюя на море с турками, был разбит и потонул. Преемником Скалозуба был Самойло Кошка, называемый иначе Кушкой или Кишкой и прославленный народной козацкой думой "Самійло Кішка".
О времени жизни Самойла Кошки источники говорят весьма различно: одни заставляют его умирать в 1601 году [4], другие в 1620 году [5]. Нет сомнения только относительно начала деятельности Кошки: он становится известным, в качестве старшого запорожских козаков, в 1600 году. В этом году Кошка принимал участие с козаками в походе поляков под предводительством Замойского в Молдавию; а в следующем году ходил походом, по призыву польского правительства, в Ливонию для войны со шведами. Находясь в походах, Самойло Кошка вел переписку с коронным гетманом Польши, и письма его, в числе шести штук, дошли до нашего времени. Первое письмо помечено первым августа 1600 года за подписью Яна Орышовского, "Самуила Кошки старшого и всего войска запорожского" из Белобережья, на шесть миль ниже Черкасс. Получив приказание от коронного гетмана Станислава Жолкевского "у Ревучего на Днепре" [6] выступать в молдавский поход не позже 16 июля, Орышовский и Кошка отвечали, что за дальностью расстояния приказание гетмана слишком поздно пришло к ним и потому не может быть своевременно выполнено. Кроме того, и сами козаки опоздали выходом: они шли вверх по Днепру против течения, навстречу противному ветру, и должны были едва ли не через каждый камень каждого порога тянуть канатами свои челны, ставя от того от 200 до 300 человек у каждого каната и трудясь таким образом до кровавого пота. Тем не менее, Орышовский и Кошка обещали в первое воскресенье от первого числа августа быть в Каневе, откуда по истечении недели, когда к ним все съедутся из пограничных городов охотники до войны, располагали двинуться через Белую Церковь и Брацлав к Кременцу, прося коронного гетмана обождать их прихода, и обязываясь известить его о выходе с места. Тогда коронный гетман сентября 19 дня того же 1600 года из обоза под Сочавой отправил козакам письмо, в котором извещал "добрых молодцов" о том, что против врагов королевской милости поднялась вся семиградская земля и что гетман послал туда 3000 человек войска и просил козаков, выбрав три или две тысячи молодцов, возможно скорей, пока стоит хорошая погода, послать их с 3000 польских воинов на помощь восставшим [7].
Чем кончился этот поход для козаков и Самойла Кошки, неизвестно. Но в 1601 году Кошка был в ливонском походе заодно с поляками. Однако, прежде чем выступить в поход, Самойло Кошка отправил января 22 дня к Белой Церкви послов Ивана Радкевича, Ивана Макаровича и осаула Андрея Комыша к коронному гетману с письмом и, предлагая через них полную готовность свою служить королю и польской республике, вместе с тем просил, в виду зимнего времени, а также в виду того, что козаки и голы и нищи, похлопотать перед королем о присылке им денежного жалованья и сукон. Обещая вести себя в коронных землях и прилично, и тихо, Кошка просил короля назначить запорожскому войску ежегодное жалованье, как было установлено раньше того времени; возвратить им город Терехтемиров "сообразно дарованию королевской милости"; восстановить грамоту "славной памяти" короля Стефана Батория насчет козачьих выморочных имуществ, чтобы они не доставались никому, кроме козаков или тех, кому умирающие сами назначат из своих друзей; не дозволять в козацких судах никому, кроме козацкого старшого и королевского комиссара, судить козаков; запретить королевским чиновникам во время прихода войска в украинские города брать взятки с козаков, и, наконец, совсем уничтожить так называемую баницию, т. е. изгнание или ссылку из государства [8].
Декабря 1 дня того же 1601 года из Новой мызы Самойло Кошка отправил двух своих посланцев, Федора и Ивана Брынзу, с письмом к гетману Яну Замойскому и с извещением о том, что, согласно приказу гетмана, козаки держат усердно сторожу на дорогах дерптских, фелинских и пернавских против Карлового войска для наблюдения за движениями неприятелей, но вместе с тем терпят большую нужду в крае и потому просят похлопотать у короля о выдаче им жалованья, которого они не получают, прослужив несколько недель уже сверх четверти года, да и к тому же считают, что вообще положенное коэакам королевское жалованье слишком недостаточно. Не получив по этому письму никакого удовлетворения, Самойло Кошка через 3 дня после этого из той же Новой мызы доносил гетману о том, что козаки, терпя большую нужду и не видя себе от короля помощи, снимают стражу, которую они держали, и собираются уходить на Украйну. Вместе с этим Кошка сообщал о действиях какого-то шведского начальника войска Граффа, который 22 декабря был с четырьмя тысячным отрядом у Гермеса, поймал там несколько человек козаков и, узнав от них о том, что Карлсон [9] уже в руках козаков, повернул назад от Гермеса; за ним вышел из Гермеса, кроме нескольких десятков человек, и весь народ. После этого козаки захватили в свои руки замок и теперь предлагают его сдать гетману. Подписываясь под этим письмом, Самойло Кошка сообщал, что вместе с "низовым рыцарством" при нем было 15 хоругвей (польских). Однако, начало января 1602 года застало Кошку и козаков все в том же ливонском походе. Второго января Кошка извещал гетмана, что тронуться к мызе Ринген и расположиться у ней табором, как приказывал ему гетман, он не может, так как все лошади у козаков слишком плохи, провизии, несмотря на все поиски со стороны войска, нигде не оказалось, земля слишком замерзла и строить на ней куреней нельзя; к тому же, во всем крае нет ни одного дерева, да и вообще весь край очень пустынный, и кроме двух-трех хворостяных "халупок", в нем ничего нет, а потому и ходить туда козакам не для чего. По всему этому Кошка просил гетмана дозволить козакам или двигаться вперед, или свернуть в сторону и расположиться в хлебном краю и добывать там пропитание себе. Января 18 дня того же 1602 года Самойло Кошка написал последнее коронному гетману письмо, в котором извещал, что хотя казакам и доставлен через Даниловича приповедный лист на получение за последнюю четверть жалованья, но все-таки этого жалованья нет и козаки, терпя большой недостаток, больше служить не хотят; еще в прошлом году, после того, как козацкое товариство стало разъезжаться, козацкий старшой на раде хотел было остановить это движение, но не мог; теперь же если бы он попытался еще что-нибудь сделать в этом роде, то казаки могли бы побить его камнями [10].
Таким образом, не получая ниоткуда продовольственных запасов и видя упадок дисциплины между козаками, Самойло Кошка под конец очутился в очень затруднительном положении и не знал, на что ему решиться. Правдоподобность безысходного положения козаков в Ливонии, вследствие крайнего недостатка в продовольствии, подтверждает и секретарь Замойского, Райнольд Гейденштейн [11].
О дальнейшей деятельности Самойла Кошки известий не имеется никаких. Относительно кончины и места его погребения рассказывается различно: в Боркулабовской хронике говорится, что Самойло Кошка, отправившийся с четырьмя тысячами казаков в Швецию, был там убит в 1601 году и там же погребен [12]. Но этому противоречит то обстоятельство, что Самойло Кошка в 1602 году января 18 дня писал письмо из козацкого табора в Ливонии коронному гетману. В приложениях к летописи Величка о времени кончины и месте погребения Самойла Кошки рассказывается иначе: Самойло Кошка при коронном гетмане Жолкевском и во время турецкого султана Османа Гордого находился в 1620 году в польско-турецкой войне при урочище Цоцоре, но был ли он взят в плен турками, и если был взят в плен, то выкуплен ли на свободу, как выкуплен Богдан Хмельницкий, — это неизвестно; подлинно известно лишь то, что Кошка погребен в украинском городе Каневе, чему свидетельством служит его гроб, находящийся в этом городе [13]. В других малороссийских летописях о Самойле Кошке передается, что он, вместе с коронным гетманом Жолкевским, участвовал в цоцорской битве поляков с турками и был взят последними в плен [14]. Из современных же исследователей украинской старины и народных малороссийских произведений Науменко склонен допустить, что пленение турками Кошки — факт исторический и он мог совершиться около 1620 года [15]. Антонович склонен верить и верит, что пленение Кошки турками произошло гораздо раньше означенного года; что он, пробыв в полоне около 25 лет, вернулся во время Семена Скалозуба в 1599 году на Украйну, а потом, совершив походы в Молдавию и Швецию 1600—1602, в начале 1602 года, во время сражения со шведами, был убит и препровожден для погребения в Киев [16].
Так или иначе, но в марте 1602 года Самойла Кошки в Ливонии уже не было, и в это время вместо него писал письмо к коронному гетману Гаврило Крутневич. В этом письме Крутневич извинялся перед гетманом за то, что он не может, вопреки гетманскому приказанию, рушить с войском под замок Фелин "сегодняшнего дня (т. е. марта 24), во вторник", как вследствие болезни многих из товарищества и порчи дорог, так и вследствие разъезда козаков за добыванием пропитания, а просит разрешения двинуться в четверг и назначить козакам предварительно место, где бы они могли стать кошем. Подписывая свое имя и фамилию в письме, Крутневич не прибавляет к ним, как всегда делал Самойло Кошка, титула "старшого" (Hawrilo Krutniewicz у wsitko zaporozkie woysko) и потому наводит на мысль, что он вовсе не носил этого звания, а только временно управлял козаками [17].
В начале декабря того же 1602 года во главе козацкого войска, бывшего в Ливонии, стоял уже Иван Куцкович, "старшой всего рыцарства запорожского", называемый иначе Куцкой; при нем, по сообщению летописца, было 4 000 человек козаков. Не получая жалованья и продовольствия от польского правительства, козаки по-прежнему крайне нуждались в первых предметах пропитания и потому, возвращаясь из "Инфлянской земли" и проходя по городам и волостям Белоруссии, предавались большим грабежам и опустошениям. Так, они брали "приставство" с Боркулабовской и Шупенской волостей — 50 коп грошей, 500 мер жита,— и делали всякие бесчинства; а когда к ним приехал посланец от польского короля и радных панов с увещанием прекратить всякие насилия по селам и городам, то к польскому посланцу явился какой-то мещанин и принес на руках шестилетнюю полуживую, изнасилованную козаками девочку [18]. Но насколько было правдоподобно обвинение козаков в последнем злодеянии, неизвестно, потому что остается неизвестным то, что отвечали на подобное обвинение сами козаки. Сами козаки, однако, находили оправдание своих поступков в крайне стесненном материальном положении своем и во враждебном настроении против них местных жителей. Так, декабря 4 дня, старшой козацкий Иван Куцкович писал письма к великому канцлеру литовскому. Льву Сапеге, и в нем винился перед "милостивым господином" за то, что сделано было козаками на витебском тракте в имении Сапеги, Островне. Проезжая по этому тракту, козаки, в числе нескольких десятков конников, заехали в имение канцлера и, вследствие необходимости остановиться здесь на некоторое время, стали просить у управителя имением харчей для себя и для коней: "Хотя и следовало минуть и сохранить имение вашей милости, как лица, которое издавна оказывает свое благоволение запорожскому войску; однако, нас принудили-так поступить господа витебские мещане, которые, не желая добровольно дать нам в своих домах куска хлеба, обильно облитого нашей кровью, на смерть убили нескольких, отправленных вперед, товарищей наших и обнаружили недоброжелательство ко всему войску нашему. Но все это мы отдаем на суд Господа Бога и его святой справедливости. Что касается ущерба, причиненного имению вашей милости, нашего милостивого господина, то мы уверены, что ваша милость постараетесь покрыть его вашим высоким прощением, зная, что без этого не может обойтись никто из живущих войной" [19]. Еще пространнее писал о бедственном положении козаков в Белоруссии тот же Куцкович в конце декабря (20 числа) коронному гетману Яну Замойскому из самого города Витебска. В этом письме Куцкович заявлял, что недостатки, нужда и потери козаков так велики, что они сами взывают о себе к коронному гетману, и если рассказывать о них человеку, не видавшему положения козаков, то он и веры тому никакой не даст. Прежде всего о сукнах и обещанном жалованьи козаки и "знать не знают" и все, что они добыли себе саблей до войны, все съела Инфлянтская земля, — долго будет памятна запорожскому войску инфлянская служба! Во время этой службы козаки дошли до того, что потеряли всякую разницу между собой и какими-нибудь латышами, и если король не пожалует их своей милостью, то они явятся к своему товариществу "в триумфе настоящих оборванцев". Затем, не видя нигде сочувствия к себе, козаки встретили в городах Белоруссии одну лишь вражду и недоброжелательство. Начало этой вражды обнаружилось уже с тех пор, когда запорожское войско оставило Инфлянтскую землю и вступило во владение великого литовского канцлера. В это время канцлеровские чиновники, собравшись вместе с хлопами, захватили несколько человек козаков на открытой дороге, шедших позади войска, и одних из них в воде потопили, других без всякого сожаления убили, а когда об этом доведено было до слуха канцлера, то он не обратил на это никакого внимания. Кроме этого было немало и других примеров, когда местное население выказывало вражду к козакам, но особенно это проявили мещане города Витебска. Не желая своим присутствием опустошать целую местность и имея в виду дать отдых своим лошадям, козаки вознамерились с частью своего войска войти в Витебск и для этого послали раньшй себя к городу осаула с несколькими десятками конников для переписи домов. Витебские мещане сперва пообещали им вполне свободный вход, но когда передовые козаки вошли в город, то горожане ударили в набат, и, бросившись на них со страшным ожесточением, одних потопили в Двине, других убили на смерть, третьих выгнали вон из города, забрав себе их лошадей и имущество. Козаки, сожалея искренне о невинно пролитой крови своих товарищей, но, вместе с тем, избегая еще большего кровопролития, хотели презреть обиду, дали присягу не мстить за убитых товарищей, но просили жителей, чтобы они допустили войско на некоторое время в свои дома для отдыха, так как козаки на то имеют приказ от королевского величества. Но мещане и после этого, ссылаясь на "какие-то вольности свои", не соглашались впустить козаков в свои дома. Тогда козаки обращались к ним с увещательными письмами, прибегали и к посредству шляхтичей, но мещане не сдавались, решив расправиться с козаками войной во что бы то ни стало. Козаки, видя, что они напали на людей, ни Бога не боящихся, ни короля не почитающих, решили отразить насилие насилием и приблизились к городу. Мещане, взяв с собой знамя, сделали вылазку из города и вступили с козаками в бой, но потерпели жестокое поражение, убив лишь несколько сверх десятка человек из козацкого войска. Во свидетельство верности всего рассказанного козаки ссылались на показание витебских шляхтичей и на собственные "протестации". В заключение просили коронного гетмана быть заступником за козаков перед королевской милостью и прислать войску сукна и жалованье, которое заслужено было ими за три четверти года и которого они намерены были ожидать в городе Могилеве [20]. Но, должно быть, и на этот раз козаки не дождались ни сукон, ни жалованья от короля. По крайней мере, в половине 1603 года Иван Купкович, не находя возможным успокоить козаков, сдал свое начальство в городе Могилеве Ивану Косому, а сам ушел из Белоруссии. Иван Косой и привел козаков назад. Возвращаясь на Низ, козаки везде причиняли большие убытки городам и селам, брали много лошадей, женщин, девиц и детей, так что на одного козака приходилось от 8—12 лошадей, От 3—4 женщин или девиц и от 3—4 детей, — все они забирались, разумеется, ради выкупа их потом родными [21].
В то время, когда одна часть Козаков находилась в Швеции, другая часть их подвизалась на низовьях Днепра и, очевидно, с большим успехом для себя, но с великим ущербом для мусульман, о чем можно думать на основании жалоб со стороны крымцев на козаков. Так, в 1601 году главный советник крымского хана Ахметкалга заявлял жалобу польскому послу Лаврину Пясочинскому о чинимых запорожцами нападениях на владения Крыма. Но на жалобу советника польский посол отвечал тем, что низовые козаки не находятся в подданстве польских королей и представляют из себя сброд всяких народов и языков, с которыми хан может поступать как ему угодно. В следующем 1602 низовые козаки, в числе двухтысячного конного войска, стояли за Брацлавом над Каменкою и предлагали свои услуги волошскому господарю; но господарь отклонил это предложение, и после этого мая 12 дня низовые козаки, выйдя из Днепра на Черное море на 30 чайках, по 50 или по 60 человек в каждой чайке, напали близ Килеи на турчина Хасан-агу, плывшего по морю на галере, и побились с ним. После этого боя, мая 15 числа, козаки подошли к Белограду и остановились у Бугаза, там, "где Днестр впадает в Черное море с Овидовым озером". Здесь они напали на турецкий корабль, плывший из Кафы и везший несколько человек греков и турок, и взяли его с боя, но турки, бывшие на нем, успели спастись, а грекам козаки даровали жизнь, хотя и ограбили их. Однако, вследствие неблагоприятного ветра козаки два дня простояли на месте с большой опасностью от турок. Но и жители города были в опасности от козаков: они каждую ночь перебирались из города в замок и всякий раз трепетали за свою жизнь. Наконец, мая 16 дня подул благоприятный ветер и козаки, подняв паруса, ушли в Днепр [22].
После отхода козаков турки и татары потребовали от польского посла Пясочинского, чтобы он через своего короля заставил козаков вернуть взятую ими галеру и захваченный на ней товар. На это требование Пясочинский снова отвечал, что козаки своевольные люди, что они не слушаются воли короля и что сам посол боится их не менее, как белогородцы.
Не добившись положительного ответа от польского посла. Порта решила послать против козаков войско и истребить их на море. Против козаков отправлены были из Царьграда на четырех галерах янычары, обязанностью которых было перевозить татар из Очакова в Белоград для похода в Венгрию. Но янычары, желая расторговаться столичными товарами, привезенными на кораблях в Белоград, подкупили белогородского санджака, чтобы он сам вышел в море и сделал вид, будто гоняется за козаками. Санджак исполнил просьбу янычар и, выйдя в море в то время, когда козаки успели уже подняться в устье Днепра, простоял день и две ночи и возвратился в город, как бы не успев догнать козаков [23].
После этого на польского посла посыпались упреки со стороны послов крымского хана и чиновников санджака. Послу доказывали, что козаки вовсе не сброд, что они люди князей Острожских, Збаражского и других польских панов, подданных короля. Но посол отвечал им прежними словами: "Козаки — сборъ всякаго народа, хотя въ ихъ рядахъ есть и бЪглецы изъ польскихъ владЪній. Что же? У васъ, въ самомъ КонстантинополЪ, при всей вашей бдительности, случаются безпорядки, а на БЪлом (Мраморномъ) морЪ Буратъ-райза держалъ разбой и угрожалъ самому государю. Такъ и у насъ козаки города и волости разоряли, людей мучили, въ полонъ брали... Да если бы всЪ козаки были изъ польскаго государства, то ихъ можно было бы укротить, а то они собираются отовсюду. Да козаки жъ и моря не знали, пока ваши же турки райзы не показали себя и не научили ихъ мореплаванію, а потомъ сами заодно васъ воюютъ. Сами виноваты, что такихъ учителей имъ дали" [24].
Что делали козаки после этого в течение 1604 и 1605 годов, указаний на этот счет не имеется, но в январе месяце 1606 года стало известно, что ногайский султан Бухар вторгнулся со своими ордами под город Корсунь. Тогда гетман коронный Станислав Жолкевский известил о том запорожских козаков, и козаки оттеснили Бухара от Корсуня с большим для него уроном [25]. В том же 1606 году козацкий старшой Григорий Изапович, называвший себя "гетманом всего рыцарства запорожского" ("hetman wszitko ricerstwa zaporozskie"), оповещал своим универсалом украинские уряды, что в исходе декабря, когда Днепр станет на своих обыкновенных перевозах, крымский царевич, старший сын хана, имеет сделать нападение на владения польского короля, пана козацкого; вследствие этого, "гетман, как верный слуга его милости короля и Речи Посполитой", доносил украинским урядам о басурманском замысле и приглашал их к защите края против неприятелей. По просьбе Изаповича универсал его записан был в гродские владимирские книги [26].
Участие запорожских козаков в предприятии Лжедимитрня I.—Неудачная битва Димитрия и Козаков у Добрынич на речке Севе,— Участие запорожцев в предприятии Лжепетра и Лжедимитрия II.—Поражение Шуйского и Голицына и начальника немецкого отряда Ламсдорфа от поляков и запорожцев.— Общая численность запорожских и украинских козаков при Тушине.—Действия козаков под Устюжной.—Действия Наливайка во Владимирском уезде.— Движение Кернозицкого с козаками к Новгороду, отступление к Старой Русе и Твери.— Действия Олевченка с козаками под Смоленском.— Участие козаков во взятии Стародуба, Почепа, Чернигова, Новгород-Северска, Мосальска и Белой.— Оборона козаками православной веры на юге; возвращение их на север и движение к Пронску, Зарайску, в верхневолжские и заволжские места; осада Вологды.— Сидение запорожцев в Кремле. Сношение царя Михаила Федоровича с турецким султаном по поводу запорожцев.— Движение в московские пределы гетмана Сагайдачного и действия его у Калуги и Белой.
В то время, когда запорожские козаки возвратились из шведского похода на Низ, у них объявился человек, который потом потряс основы всего русского государства и едва не сделался причиною подчинения России польской короне, — это Лжедимитрий I или названный Димитрий царевич. Что названный царевич Димитрий был в Запорожье, на это есть прямые положительные указания; нет лишь точных указаний на то, в каком именно году он был там — в 1601, 1602 или в 1603 г. [1] Впрочем, разница в расстоянии времени здесь не имела никакого значения,— важно лишь то, что с появлением Димитрия наступило на Руси смутное время, а это время всегда желательно было для всего козацкого сословия, искавшего везде добычи и военной славы. В смутное время русское козачество играло первенствующую роль, и все самозванцы опирались главным образом на козаков. Оттого во всех походах Димитрия I и его преемников южно-русские козаки принимали также самое живое и самое деятельное участие, при чем в этом деле главнейшую роль играли собственно так называемые украинские или черкасские козаки и второстепенную собственно запорожские или низовые козаки.
Назвавшись русским царевичем в Польше и получив позволение собирать войско для похода на Москву, Лжедимитрий-первый в 1604 году послал своих агентов к донским и запорожским козакам поднимать их к себе на службу; последним Димитрий отправил даже собственное знамя в знак собственного к ним внимания; козаки с особой охотой откликнулись на такой призыв. Их привлекли в данном случае жажда богатой добычи, страсть к далеким походам, заманчивость самого предприятия. Под знаменем Димитрия собралось несколько тысяч поляков и две тысячи донских козаков, с которыми он и выступил в южные области московского государства. В городе Севске к нему подошло 12000 человек малороссийских козаков, разделявшихся на конников, 8000, и пехотинцев, 4 000, с арматой из 12 исправных пушек; между малороссийскими козаками немало было и собственно запорожских или низовых козаков. Димитрий в особенности обрадовался, когда к нему явились козаки запорожские ("kozacy zaporoscy"), как потому, что они пришли в большом числе, так и потому, что они известны были своим мужеством. Усилившись козаками, Димитрий дал сражение царскому войску в половине января 1605 года при деревне Добрыничах, недалеко от Севска, на реке Севе, но потерпел там поражение [2].
В это время Димитрий располагал войском в 15 или 20 тысяч человек. Перед началом битвы он разделил все наличное число своего войска на три части; первую часть составляли поляки и перешедшие на его сторону русские, числом 3000—8000; вторую козацкая конница, 8000 человек; третью козацкая пехота, 4000 человек; последние имели в своем распоряжении армату и поставлены были в резерве. Против Димитрия действовали 60000 русских ратников, высланных царем Борисом Годуновым и состоявших под начальством князей Федора Мстиславского и Василия Шуйского. Битву открыл сам Димитрий. Он с польской и русской дружиной бросился на одно крыло московского войска и, опрокинув его, устремился на главную царскую рать, стрельцов; за ним поскакали и малороссийские и запорожские козаки. Стрельцы выставили впереди себя подвижные укрепления в виде саней с сеном и, подпустив к себе на известное расстояние поляков и козаков, дали сильный залп по ним. Не ожидая такого залпа, козаки дрогнули и повернули назад. За козаками обратились назад и поляки. Тогда русские бросились в погоню за беглецами, но наткнулись на козацкую пехоту с пушками. Пехота стала палить из пушек по русским ратникам, но, подавленная силой, была в конец истреблена ими, зато своим действием дала возможность уйти и спастись от русских Димитрию. Разбитый под Добрыничами, самозванец бежал сперва в город Рыльск, а оттуда в город Путивль [3].
В дальнейших успехах своих походов Димитрий-первый обязан был главным образом донским козакам и русским ратным людям, ненавидевшим противника Лжедимнтрия Бориса Годунова, и потому охотно сражавшимся против него за самозванца. Какова роль была с этого времени украинских и запорожских козаков, неизвестно. Но после гибели Лжедимитрия-первого запорожские козаки все еще оставались в пределах московского государства и в 1607 году помогали самозванцу Петру, родом донскому козаку, Илейке, из Мурома, назвавшемуся небывалым сыном царя Федора Ивановича от жены его Ирины. Лжепетр выступил еще при жизни Димитрия-первого. Называя его своим дядею, он послал к Димитрию свою грамоту и получил от него приглашение приехать в Москву. Приняв это предложение за чистую монету. Лжепетр двинулся было с козаками вверх по Волге, но когда поднялся выше Свияжска, то тут получил известие о гибели Димитрия и о воцарении Василия Шуйского. Тогда он повернул назад и скоро очутился на Дону, где и расположился на зимовку. В это время к Лжепетру прибежал гонец от князя Григория Шаховского, поднявшего восстание против царя Василия Шуйского, и просил Петра для совместного действия против царских войск. Лжепетр с охотой принял предложение Шаховского и весной 1607 года двинулся в Путивль. При нем были терские, донские и волжские козаки, а потом пристали и запорожские. По дороге Лжепетр взял со своими козаками город Цареборисов, избил несколько воевод и дворян и потом добрался до Путивля. Из Путивля, вместе с Григорием Шаховским, Лжепетр двинулся к Туле и здесь соединился с другим мятежником, холопом Иваном Болотниковым, имея намерение идти на Москву. Но в Туле Лжепетр октября 1 дня вместе с Шаховским, Болотниковым и другими, был взят и отправлен в Москву и там казнен через повешение.
Запорожцы, бывшие при Лжепетре, в числе 3000 человек, перешли потом на сторону Лжедимитрия-второго, стоявшего в городе 0рле [4] и имевшего около себя 4000 поляков с князем Романом Ружинским во главе [5]. Когда самозванец второй двинулся из Орла, то встретился под селом Каменкой, между Орлом и Болховым, с царской ратью, между которой был и наемный немецкий отряд. Немцы снеслись с Ружинским и предложили ему перейти на сторону Лжедимитрия-второго и поляков. Ружинский принял это предложеиие с охотой, но в решительный момент немецкие начальники сильно перепились и не успели склонить всего отряда к переходу к Лжедимитрию и Ружинскому. А между тем поляки вступили в бой с русскими и последним в это время оказали большую услугу немцы: когда Ружинский после боя разбил князей Димитрия Шуйcкого и Василия Голицына и заставил их покинуть поле битвы, то немцы прикрыли отступление царской рати и тем заставили думать князя Ружинского о неискренности их предложения о переходе к самозванцу. Разбив и рассеяв царскую рать вторично апреля 24 дня 1608 года, Ружинский приказал запорожцам изрубить 200 человек немцев с их начальником Ламсдорфом во главе, несмотря на то, что они добровольно пришли к нему с изъявлением готовности служить полякам [6].
По мере успеха Лжедимитрия-второго против Москвы, к нему все более и более стекалось различного рода искателей приключений и в числе их запорожских Козаков, так что под Тушином последних считалось уже 13000 человек [7], но конечно, главную массу составляли здесь собственно малороссийские козаки, известные у москвичей под именем запорожских черкас.
В начале 1608 года козаки, вместе с поляками и тушинцами, бились против воеводы Железопольской Устюжны Андрея Петровича Ртищева и Фомы Подщипаева и с их четырьмястами человек ратников из Белого озера. Января 5 дня при деревне Батневке козаки нанесли такое жестокое поражение устюженцам и белоозерцам, что пораженные, по выражению современника, иссечены были подобно траве. Спасшись от гибели с небольшим числом воинов, Ртищев ушел в Устюжну и, пока поляки и козаки успели отлучиться на некоторое время от Батневки, воевода постарался укрепиться, наковать себе пищалей и наготовить боевых запасов. Однако февраля 3 дня козаки, литовцы, поляки, под начальством Козаковского, а вместе с ними немцы и татары, вновь прискакали под Устюжну; четыре раза они приступали к острогу города, но каждый раз встречали такой сильный отпор со стороны горожан, что отступали прочь и, наконец, после приступа февраля 8 дня совсем покинули Устюжну, и жители ее воспели благодарственный гимн Господу Богу за избавление от нашествия ляхов, празднуя это событие и по настоящее время 10 февраля каждого года. В это же время во Владимирском уезде действовал какой-то пан Наливайко с козаками; он свирепствовал с неслыханным злодеянием, истребляя и сажая на кол дворян, боярских детей, простых крестьян, позоря жен, забирая в плен детей. Злодеяния Наливайка привели в ярость даже самого тушинского вора и он послал приказание во Владимир казнить Наливайка. Однако, за Наливайка вступился литовский канцлер Лев Сапега и написал к самозванцу простительное по этому поводу письмо. Самозванец, вместо помилования, обратился к Сапеге с укором, чтобы он не выпрашивал милости таким злодеям, как Наливайко, а карал бы их смертью. Но приказание тушинского вора было оставлено без исполнения, и козаки Наливайка продолжали по прежнему злодействовать, неизвестно только, какие именно то были козаки, т. е. были ли то украинские, запорожские или какие-нибудь бродяги, принявшие имя козаков [8].
В 1609 году запорожские козаки, под начальством полковника Кернозицкого, отправлены были Лжедимитрием-вторым к старому Новгороду, с целью склонить на сторону Димитрия жителей Новгорода. В то время в Новгороде находился племянник царя, князь Михаил Скопин-Шуйский. собиравший ополчение против врагов царя и ведший переговоры со шведами о найме их в военную службу к московскому царю. Козаки шли, в числе нескольких тысяч человек, из Тушина и по дороге к Новгороду захватили Торжок и Тверь. Навстречу запорожцам вышел окольничий Михаил Татищев, но он был обвинен в тайных сношениях с Кернозицким и поплатился за то жизнью. Тогда Кернозицкий беспрепятственно подступил к Новгороду и расположился у Хутынского монастыря. Но тут он узнал, что к князю Михаилу Скопину-Шуйскоыу подошло значительное подкрепление и, испугавшись, поспешно отступил назад, после чего действовал против русских и шведов под Старой Русой и Тверью, но оба раза неудачно.
В том же году, со второй половины месяца сентября, запорожские черкасы, под начальством Олевченка, действовали, в числе около 10000 человек [9], под городом Смоленском вместе с польским королем Сигизмундом iii и литовским канцлером Львом Сапегой. Они собрались сперва в Каневе, Переяславе и Черкассах и сами предложили свои услуги польскому королю. Под Смоленском они заняли позицию около Духовского монастыря и расположились там своим табором. Впрочем, существенной пользы запорожские козаки королю на этот раз не оказали, так как они, не любя подчиняться никаким требованиям военной дисциплины, то приходили к городу, то уходили и больше занимались исканием добычи в селах и деревнях, чем продолжительной и скучной осадой города [10]. В начале 1610 года козаки особенно разбойничали в Зубцовском уезде, в расстоянии около 300 верст от Москвы и около 200 от Твери [11]. Вслед за тем запорожские черкасы принимали участие, вместе с поляками и литовцами, во взятии городов северской Украины — Стародуба, Почепа, Чернигова, Новгород-Северска, Мосальска и Белой, заставляя жителей присягать польскому королевичу Владиславу. Жители названных городов, особенно двух первых, оказывали запорожским черкасам жестокое сопротивление и, зажигая города, бросали в пламень свои имущества, а потом кидались в него сами и погибали. Такое отчаяние местного населения объясняется той жестокостью, с какой козаки, несмотря даже на запрещения короля Сигизмунда iii, обращались с побежденными [12]. Различие в исторической судьбе, различие в культуре, языке, костюме, общественном строе, отчасти в обрядностях веры сделали южноруссов, в особенности запорожских козаков, во многом несхожими с великороссами. И по внешним приемам, и по внутренним воззрениям южноруссы скорее имели сходство с поляками, чем с великоруссами. Этим-то и можно объяснить ту вражду, которую украинские и запорожские козаки выказали в отношении великоруссов, в смутное время московского государства.
На странице 141-й сказано о походе запорожцев в новгородскую землю, совместно с поляками для борьбы против русских. Во главе польских войск стоял в это время сам король Владислав IV, во главе русских - воевода Михаил Борисович Шеин. Главные действия сосредоточены были под городом Смоленском. Запорожские козаки, как подданные Речи Посполитой, воевали против русских, и в этом случае, кроме русских источников, прекрасным дополнением могут служить указания "Діаріуша", напечатанного в Варшаве в 1895 году под редакцией Рембовского (Biblioteka Ordynacyi Krasinskich, XIII, 30-32. Dyariusz woiny moskiewskiei z roku 1633).
Действуя с невероятным ожесточением против своих же собратий, людей православной веры на севере России, запорожские и украинские козаки в то же время весьма энергично отстаивали православную веру на юге России против открытых врагов ее, униатов. Так, в 1610 году козацкий гетман Григорий Тискиневич особенно усердно поддерживал киевское православное духовенство, которое не хотело подчиниться униатскому митрополиту и не дозволяло взять киевскую соборную церковь св. Софии униатскому наместнику ("официалу") Антонию Грековичу. Тискиневич написал письмо мая 10 дня, находясь за порогами Днепра, до пана подвоеводы киевского Холоневского, и, выказывая в этом письме горячее желание ратовать за православную восточную церковь до конца своей жизни и до готовности сложить свою голову, давал позволение подвоеводе убить "того офиціяла Грековича якъ пса, гдЪ колвекъ здыбавши" [13].
В 1611 году малороссийские, а с ними, нужно думать, и запорожские козаки, снова очутились на севере России в распоряжении поляков. Польский полководец Александр Гонсевский приказал отряду запорожцев идти в рязанские места для того, чтобы мешать Прокопию Ляпунову, собиравшемуся на подмогу Москве. "Черкасы" нашли себе союзника, воеводу Исака Сумбулова, сторонника поляков, и двинулись к городу Пронску. В Пронске они застали Прокопия Ляпунова и осадили его. Но на помощь к Ляпунову подошел князь Димитрий Михайлович Пожарский, и "черкасы" почли за лучшее отступить от города. После этого те же "черкасы" напали на город Зарайск, где расположился князь Пожарский, но тут они испытали полную неудачу: Пожарский вышел из города и ударил на них с такой силой, что они покинули город и бросились бежать на Украйну [14].
Однако, это бегство "черкас" на Украину не было окончательным: в 1612 году "черкасы" очутились на верхневолжских и даже заволжских местах,— в Краснохолмском Антониевском монастыре, в Пошехонье, в Угличе, в Твери. В это время они сражались с князем Димитрием Мамстрюковичем Черкасским и выгнаны были им из Антониева монастыря (Бежецкого уезда. Тверской губернии). С 22 по 26 августа того же года часть малороссийских "черкас" была осаждена, вместе с поляками, литовцами и немцами, в Кремле и Китайгороде, соединенными ополчениями МининаСухорукова, князя Пожарского и атаманов русских козаков. Сентября 22 дня часть "черкас" отделилась от польского воеводы Хоткевича и бросилась к городу Вологде. Пользуясь отсутствием отъезжих караулов, башенных и городских сторожей, стрелецких голов и сотников, нарядных пушкарей и затинщиков, черкасы вошли ночью в город и взяли его приступом, людей изрубили, церкви ограбили, город и посады до основания выжглд, воеводу князя Долгорукова и дьяка Карташова убили, архиепископа Сильвестра в полон взяли и хотели было казнить смертью, но потом еле живого отпустили.
Наконец, при сдаче Кремля Карлом Хоткевичем в ноябре месяце того же года Минину, Пожарскому и Трубецкому, в числе поляков, литовцев и немцев были и черкасы, под которыми москвичи разумели, по обыкновению, как малороссийских, так и собственно запорожских козаков. Находясь в Кремле, осажденные терпели страшный голод и не сдавались. "Тогда отцы ели своих детей, один гайдук съел сына, другой — мать, один товарищ съел слугу своего, ротмистр, посаженный судить виновных, убежал с судилища, боясь, чтобы обвиненные не съели судью" [15].
После сдачи, поляков, литовцев, немцев и черкас на Руси произошло знаменательное событие, избрание февраля 21 дня 1613 года царя Михаила Федоровича Романова, в след за которым последовало повсеместное очищение России от иноземцев, различных бродячих элементов и в том числе от Козаков.
В июне месяце этого же года от нового царя отправлены были к турецкому султану Ахмету послы с известием дружбы России к Турции и с просьбой действовать заодно с русским царем против поляков и литовцев. На эту просьбу из Константинополя отвечали, что султан согласен быть с великим государем в братстве и любви и хочет стоять на литовского короля, для чего отдал приказ крымскому хану идти от города Аккермана на Литву; особо прямо из столицы султан послал на Литву десять тысяч ратных людей с волохами и молдаванами, а кроме того велел у днепровского устья поставить два города против "днепровских черкас", чтобы сбить с Днепра всех козаков [16].
Но "черкасы", ничего не зная о сношениях русского царя с турецким султаном, попрежнему продолжали оставаться в московской Руси и брать города один за другим. На этот раз во главе их стоял знаменитый гетман Петро Конашевич Сагайдачный[17], впоследствии прославивший себя как военными, так и гражданскими делами, действовавший на Украине за православную веру и народность одинаково искусно как саблей, так и пером. Выйдя с "воинством своим" из Киева, он прошел на Путивль, Волхов, Белев, Козельск, Мещовск, Серпейск, Лихвин, Перемышль, Калугу и "много по пути зла сделал, пролив кровь христианскую". В Калуге в то время сидел воевода Артемий Измайлов, который послал известие в июле месяце в Москву о первом приступе к городу Сагайдачного и о намерении его вторично идти на Калугу. В тоже время писал в Москву и Нащокин с известием о том, что черкасы имеют намерение идти к Можайску. Тогда молодой царь, после совета с духовенством и боярами, послал против Сагайдачного князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского да Михаила Матвеевича Бутурлина. Воеводы двинулись по направлению к Калуге, но "черкасы" и литовцы отступили к Вязьме и Дорогобужу, а потом, покинув и эти города, ушли в Белую. Воеводы пошли по следам черкас и, подошедши к Белой, осадили ее. Черкасы и литовцы попытались сделать вылазку, но эта вылазка была неудачна, и в августе месяце они сдались русским воеводам. После этого Сагайдачный со своим войском повернул назад и пошел к Киеву через Курский уезд и через вершину реки Псла, на Думчий курган. Дойдя до города Курска, он отправил к гражданам его двух человек с объявлением, что он ни городу, ни уезду не причинит никакого зла, о чем отдал приказ своему воинству [18].
Начало деятельности гетмана Сагайдачного.— Взятие запорожцами городов Кафы, Синопа, окрестностей Константинополя, Трапезонта и Варны.— Поход запорожских козаков под Перекоп и сношение их с Москвой.— Участие запорожцев в сражении под Хотином заодно с поляками против турок и первенствующая роль в этом гетмана Сагайдачного.— Неудачные походы запорожцев к Очакову и в Черное море в 1621 году.— Походы запорожцев в Молдавию в 1622—1623 году, к берегам Босфора, к городам Синопу и Трапезонту.— Страшное поражение козаков на западном берегу Черного моря.— Условия, предъявленные козаками польско-литовскому правительству в 1625 году.— Появление в Запорожье турецкого царевича Ахии.
Возвратившись на Украйну и в Запорожье, козаки снова обратились к своим прежним делам, походам на Крым и Турцию. Еще в 1612 году козаки под начальством Сагайдачного пробрались Днепром и его широким лиманом в Черное море и причинили там большие разорения турецкому населению, после чего взяли намерение идти на Волошину. Польский король Сигизмунд III, узнав об этом, послал в 1613 году козакам универсал с требованием немедленно оставить свои замыслы и не беспокоить своими набегами ни турок, ни волохов: "Услышав об этом своевольном замысле вашем, все коронные чины и вся Речь Посполитая, почти в один голос горячо просили нас обуздать и покарать это своевольство ваше; а потому, в случае вашего непослушания, мы прикажем нашим старостам и всяческим властям истреблять вас и карать на имуществе, женах и детях ваших" [1].
Такие угрозы, однако, нисколько не действовали на козаков: козаки, привыкшие уже к своеволию во время походов в московское государство и вместе с тем приученные к полной непоследовательности своего правительства, то поощрявшего их, в случае надобности, то останавливавшего, в случае опасности, не обращали никакого внимания на королевские универсалы. В 1613 году они успели два раза сходить в Черное море и наделать много "шкод татарам, разорив несколько городов в Херсонесе таврическом". Против козаков выслана была турецким султаном немалая водная армата, галеры и чайки, к очаковскому порту, мимо которого низовцы неминуемо должны были возвращаться назад. Но козаки, пользуясь ночным временем, напали на беспечных турок в самом порту и разгромили их, причем взяли немало турецких чаек и шесть больших суден, галер, а о своей победе донесли королю на сейме, через письмо и посольство, и коронному гетману Станиславу Жолкевскому. Не довольствуясь этим, козаки, вышедши из Запорожья в немалом количестве войска, пошли "на власти" и стали причинять "всякое зло" и украинскому населению. Они двигались к волошской границе, ведя с собой какого-то самозванного господарчика, и уже добрались в имения князей Збаражских в Брацлавщине. Обыватели Брацлавского воеводства обратились с жалобой на козаков к коронному гетману, чтобы он спасал их от притеснений козацких. Тогда гетман, желая предупредить опасность, какая угрожала Польше от Турции, а вместе с тем имея намерение подать помощь брацлавскому населению, предупредил козаков через их же собственных посланцев, и, собрав роты, вышел на Украйну. Козаки, узнав об этом, повернули к Днепру и, перейдя реку, расположились в Переяславе [2].
Правительство турецкого султана по поводу походов козаков обратилось за удовлетворением к польскому послу Андрею Горскому, бывшему на ту пору в Константинополе, но Горский на предложенный ему запрос отвечал, что козаки представляют из себя разбойницкое и разноплемённое скопище русинов, москвитян, волохов и поляков, привыкших, при случае, бесчинствовать и не повиноваться ни королю, ни сейму Речи Посполитой.
Этот и предыдущие ответы польского посла султану относительно набегов козаков на турецкие земли ясно показывают, что в Польше на ту пору нуждались в козаках и потому пока смотрели сквозь пальцы на все действия их в Крыму и Турции.
В начале весны 1614 года козаки снова предприняли поход в Черное море, но на этот раз им не посчастливилось: на море поднялась буря и разнесла их в разные стороны, причем морская волна одних из них потопила, других выбросила на берег, где они были изловлены и побиты турками [3]. Несмотря на это, в том же году козаки, собравшись в числе до 2 000 человек, вновь выплыли в Черное море; ими руководили бывшие турецкие невольники, украинцы-потурнаки, принявшие ислам ("потурчившиеся") единственно из страха смерти, служившие туркам, но потом сумевшие обмануть турок и убежать на Украйну. Они отлично знали все входы в побережные города Черного моря и предложили козакам руководить флотилией. Козаки приняли предложение и, выплывши чайками в Черное море, ударились к берегам Малой Азии или Анатолии и пристали к богатой, крепкой, людной и цветущей гавани Синопу, славившейся по всему востоку как богатством своих жителей, так и прекрасным местоположением и чудным климатом и прозванной "городом любовников". Пользуясь указаниями "потурнаков", козаки напали на город, разрушили замок, перерезали гарнизон, ограбили арсенал, сожгли несколько мечетей, домов и стоявшие в пристани суда, вырезали множество мусульман, освободили из неволи всех христиан и после этого, причинив туркам, по исчислению торговых людей на 40 миллионов злотых убытку, поспешно ушли из города. Известие о взятии Синопа произвело на турок оглушающее впечатление. Сам султан, узнав об этом, пришел в такой гнев, что приказал было казнить великого визиря Насаф-пашу и только по неотступной просьбе жены и дочери паши даровал ему на этот раз жизнь, хотя не преминул исколотить его буздыганом, т. е. большой металлической булавой [4]. Но, не довольствуясь этим, султан послал румелийского беглербека Ахмет-пашу преградить козакам дорогу и истребить их всех до единого, где только они будут отысканы. Вместе с этим "великий падишах" отдал приказание, для предупреждения дальнейших выходов козацких в Черное море, построить несколько замков при впадении реки Днепра в море, о чем и известил в том же 1614 году польского короля Сигизмунда iii, советуя и ему, с своей стороны, принять соответствующие против козаков меры [5]. Ахмет-паша немедленно отправился к устью Днепра и, имея при себе 4000 янычар со множеством другого народа, расположился на урочище Газилер-Геремих ("Переправе воинов") и стал приготовляться к постройке крепостей, а вместе с тем и к возвращению козаков в обратный путь от Синопа. Находясь несколько времени на Переправе воинов, Ахмет-паша потребовал у поляков съестных припасов для продовольствия своего войска и необходимых материалов для сооружения замков. Польское правительство увидело в этом стремление султана к разрыву с Речью Посполитой и искание расширить границы своих владений, а потому коронный гетман Станислав Жолкевский поторопился выйти на южную границу Польши и держался там в течение некоторого времени с войском [6].
Между тем козаки, мало заботясь о том, что ожидало их у Переправы воинов, шли морем в обратный путь, а здесь для их встречи привезены были даже пушки из Белограда и доставлены к Очакову. Увидя воочию грозу, козаки решили пробиться сквозь турецкие галеры и сандалы и уйти вверх по Днепру. Когда они приблизились к Переправе воинов, то на них посыпались пули, ядра и стрелы, но они, не теряя мужества и противопоставляя янычарским саблям и татарским стрелам собственное оружие, двигались вперед. Однако, уступая своим противникам и по силе, и по боевым средствам, козаки не выдержали натиска и были побеждены своими противниками: часть из них была убита, часть потоплена в воде и только незначительное число, по донесению Ахмет-паши своему повелителю, прорвалось вперед и ушло к Черкассам и Каневу. Так рассказывается в одном источнике об этом деле. Другой источник передает об этом несколько иначе и приписывает поражение козаков у Переправы воинов великому визирю Насафпаше. Чтобы заслужить милость своего повелителя, великий визирь поспешил послать к устью Днепра Шакшака-Ибрагим-пашу с несколькими судами и отборным войском. Ибрагим-паша, бросившись в открытое море, прошел незамеченным по морю и стал у днепровского устья раньше, чем прибыли туда козаки. Но козаки, зная все приемы в этом случае турок, взяли свои меры и, не доходя засады Ибрагим-паши, причалили к берегу, вытащили на сушу свои чайки и понесли их вдоль берега Днепра, чтобы потом снова спустить в реку выше турецкой засады и продолжать свой путь вверх по Днепру. Турки, проведав об этом, бросились на пеших козаков и хотели перебить их на месте. Но им удалось из 2000 человек Козаков убить только 200 да 20 человек взять в плен; остальные козаки, побросав некоторую часть из своей добычи в воду, с лучшей добычей все-таки успели сесть в лодки и уйти от турок. Зато взятые в плен 20 человек козаков доставлены были Измаил-пашой в Константинополь и там преданы были в присутствии жителей Синопа, приехавших с известием о разорении их города козаками, мучительным казням [7].
После казни пленных турецкое правительство послало известие Польше, что оно готово отправить войска в самую землю козаков, чтобы раз навсегда прекратить выходы их на море и набеги на турецко-татарские земли. В Польше нашли, что это будет нарушением существующего между турками и поляками мира и ответили в Константинополь, что против козаков пойдет сам гетман Жолкевский, турки же могут стать у днепровского лимана и истреблять тех из козаков, которые выскочут в море [8].
Но козаки мало обращали внимания на все угрозы со стороны турок и поляков и на "провесни" 1615 года снова выплыли на Черное море. На этот раз они вышли на 80 чайках и, отважно пустившись в открытое море, подошли к окрестностям самой столицы султана, Константинополя, и зажгли пристани — Мизивну и Архиоки. Султан был близко возле этих мест на охоте и увидел из своего окна дым от двух пылавших пристаней. Оставив свою забаву, падишах в гневе бежал в Царьград и приказал отправить против козаков армату. А козаки между тем беспечно продолжали свои грабежи и под конец, задавши "превеликий страх и смятение султану и всем цареградским обывателям", покинули окрестности Царьграда и, гонимые турецким флотом, направились к устью Дуная. У устья Дуная между турецкой эскадрой и козацкой флотилией произошел бой и тут верх остался на стороне козаков: турки потеряли почти все свои суда, из коих часть попалась в руки козакам, часть была пущена ко дну, часть разогнана по морю; сам начальник турецкой эскадры был ранен, попался в плен и предлагал козакам 30 000 выкупу, но не дождался свободы и умер в плену. После всего этого козаки благополучно поднялись в устье Днепра и тут, идя вверх, сожгли под городом Очаковом отбитые ими у турок галеры. В отмщение за это, турецкий султан, в августе месяце того же года послал "татарского царя" с войском на Волынь и Подолию, опустошившего и разорившего там много городов и селений [9].
Не удовольствовавшись походом к Константинополю, козаки, в ноябре месяце того же года, вторглись в Волощину, и если турки не отомстили Речи Посполитой за этот поход козаков, то тому было две причины: во-первых, война султана с персидским шахом, а во-вторых, извинение, посланное польским королем молдавскому господарю Томже.
Но все-таки этот поход козаков в Волощину так "глубоко запал в душу" султана, что он отправил против них двух предводителей - Али-пашу морем и Скиндер-пашу сухим путем [10]. Козаки, нисколько не испугавшись султана, собрались в начале 1616 года в числе 2 000 человек и снова вышли под начальством Петра Конашевича-Сагайдачного Днепром против турок в море. Напав в лимане днепровском на Али-пашу, они разбили его на голову, взяли у него около полутора десятка галер и около ста челнов, а самого его заставили бежать. После этого, очистив днепровский лиман от врагов, козаки бросились к побережью Крыма, сожгли город Кафу и вывели из него на свободу множество христианских невольников. От Кафы, переплыв поперек Черное море, они взяли направление к берегам Малой Азии и, благодаря сильному ветру, дошли до Минеры: от Минеры берегом добрались до Синопа и Трапезонта и взяли приступом оба города, разбили пашу Цикаду, потопили три больших судна в море и, захватив несколько турецких судов, повернули назад. Узнав, однако, от кошевого атамана Бурдила о том, что Ибрагим-паша заступил им путь, козаки взяли направление под Бифорум, прошли в Азовское море и очутились в устье Дона, а с Дона направились пешком домой. Между тем, Ибрагим-паша, не успев преградить путь козакам в море, пробрался в самые нетри Запорожья, разорил там несколько куреней ("домкі"), нашел две-три пушки да десятка полтора чаек и, не встретив там никакого сопротивления, потому что в Сичи оставалось всего лишь несколько сот козаков, да и то частью разбежавшихся в разные стороны, частью ушедших раньше того "на влости", ушел на речку Конские Воды. В это время на него наскочил возвращавшийся из похода Петро Сагайдачный, внезапно напал на татар, пленников освободил, всю добычу отнял, а самих татар всех до одного истребил [11].
См. Приложение. ВОПРОС О ВЗЯТИИ КОЗАКАМИ ГОРОДА КАФЫ.
Известие о разорении Кафы, Синопа и Трапезонта козаками видимо проникло далеко за пределы Турции и стало известно итальянскому священнику Отавио Сапиенция, писателю первой половины XVII века. По его показанию, козаков в Запорожье набиралось в то время от 30 000 до 40 000 человек, они выставляли от 200 до 300 чаек, смело разъезжали по Черному морю и в 1616 и 1617 году с успехом нападали на города Кафу, Синоп и Трапезонт [12]. О взятии Синопа запорожцами в 1616 году свидетельствует и турецкий путешественник xvii века Эвлия-эфенди, который говорит, что козаки взяли этот город в одну темную ночь и что по этому случаю великий визирь Насир-паша (sic) был казнен за то, что скрыл этот факт перед султаном [13].
После взятия козаками Кафы, Синопа и Трапезонта турецкий султан снова послал грозную ноту польской республике и козакам. На этот раз угроза проведена была в исполнение, и крымский хан вторгнулся с многочисленной ордой на Украйну, где произвел большое опустошение [14]. Тогда польско-литовское правительство решило собрать комиссию и изыскать меры для укрощения козаков в их набегах на турецко-татарские владения.
Но пока составилась эта комиссия, козаки вновь собрались в поход и решили идти в Черное море. На этот раз у них был гетманом Димитрий Богданович Барабаш [15]. Неизвестно, он ли или кто другой руководил на этот раз козаками, но только они, выплыв в море, добрались до самого Константинополя и "тут замигали своими походными огнями в окна самого сераля". Увидя это, султан дошел до крайних пределов гнева против козаков и решил послать большое войско под начальством Скиндер-паши на Украйну с целью искоренить все козацкое население ее и вместо него посадить мусульман. Коронный гетман Жолкевский, неуверенный в благоприятном исходе войны, нашел за лучшее заключить мир с турецким полководцем, и мир произошел в Буше сентября 17 дня 1617 года, по которому поляки обязывались непременно укротить козаков в их набегах на Крым и Турцию и заказать им выход в Черное море, в противном случае обещали всех их истребить [16].
Но истребить козаков полякам не пришлось, так как вслед за бушинским договором козаки с их энергичным и талантливым вождем Петром Конашевичем Сагайдачным понадобились польскому королевичу Владиславу в борьбе с московским царем, и королевич открыто обратился с просьбой о помощи к козацкому предводителю.
Собрав 20 000 человек малороссийских козаков, между которыми, как и раньше, немало было и запорожских козаков, гетман Петр Конашевич Сагайдачный в начале августа 1618 года двинулся в помощь Владиславу, держа направление к Москве. Но движение его было замедлено тем, что он решил по пути взять несколько городов и у некоторых из них встретил большое сопротивление. Прежде всего он взял и разорил города Путивль, Ливны и Елец истребив в них много мужчин, женщин и детей и предав огню несколько церквей и монастырей. В зависимости от Сагайдачного действовал Михаиле Дорошенко с товарищами, который взял города Лебедян, Данков, Скопин и Ряский, побив в них множество мужчин, женщин, детей "до ссущих младенцев"; а потом, ворвавшись в рязанскую область, предал огню много посадов, побил несколько священников и приступил было к городу Переяславу, но был отбит и ушел к Ельцу. Сам Сагайдачный, взяв Ливны и Елец, направился в Шацкий и Данков и отсюда отправил впереди себя полковника Милостивого с 1 000 человек козаков под город Михайлов (Рязанской губернии), приказав ему ворваться ночью в город и взять его. Полковник Милостивый, долго замешкавшись вследствие страшного грома и проливного дождя, успел придти к городу только августа 12 дня, в тот самый день, когда в город Сапожков пришло 40 человек великорусских ратных людей. Последние, выйдя из Сапожкова города с несколькими обывателями его, не допустили Милостивого до Михайлова "и победили множество воюющих запорог". После неудачного приступа Милостивого к Михайлову, к городу подошел сам Сагайдачный и августа 17 дня осадил его со всех сторон, приказав стены города зажигать горящими ядрами, а в самый город пускать множество стрел с огнем. Приступ продолжался в течение двух дней и двух ночей. Жители долго отбивались от козаков, но потом, изнемогая от усталости, помолились Господу Богу и пречистой Богородице и, выйдя с мощью и храбростью из города, с криком устремились на врагов. Побив множество "запорог", они сожгли "все щиты, штурмы и прометы", заставили Сагайдачного отступить на время от города и тем привести его в страшную ярость. Отступая от города, Сагайдачный объявил жителям его, что на следующий день, утром, он возьмет его, как птицу, и предаст огню, а всем жителям от мала до велика прикажет отсечь руку и ногу и бросить псам. После этого, заставив присягнуть всех козаков, не взявши города, не отходить от него и, изготовив щиты, штурмы и примёты, Сагайдачный подступил вторично августа 23 дня к городу и со всех сторон обложил его снарядом. Жители города в страхе ходили со всем клиром церковным по городским стенам с иконами, молили с плачем Господа Бога, владычицу Богородицу, архистратига Михаила да великого чудотворца Николая об избавлении их от страшного врага, и Господь Бог вновь влил мужество в сердца осажденных: сделав вылазку из города, они вторично ударили на козаков и прогнали их от города: "И всепагубный враг Сагайдачный с остальными запороги своими отъиде от града со страхом и скорбию августа в 27 день, а жители богохранимого града Михайлова совершают по вся лета торжественные празднества в те дни, в первый приступили день августа в 17 день, чудо архистратига Михаила, а об отшествии от града запорог августа в 27 день празднуют великому чудотворцу Николе" [17].
Оставив город Михайлов, Сагайдачный направился к Москве, а между тем царь, услыхав о его движении, выслал сперва против него князя Пожарского, но когда Пожарский сильно заболел, то вместо него назначил князя Григория Волконского, которому приказана было стать в Коломне и не пропускать Сагайдачного через реку Оку, Однако Волконский не смог исполнить царского приказания и сентября 17 дня Сагайдачный уже стоял в Бронницах (Коломенского уезда), а сентября 20 дня соединился у Донского монастыря с войском польского королевича Владислава. Высланные из Москвы воеводы для того, чтобы препятствовать соединению королевича с гетманом, возвратились назад ни с чем, потому что, по словам летописца, на них напал великий ужас. После этого октября 1 дня началась осада Москвы со стороны Владислава и гетмана Сагайдачного. В это время с той и другой стороны выказано было много мужества и стойкости, и поэтому обе стороны не раз открывали мирные переговоры; в конце октября, вследствие наступивших сильных холодов, королевич снял осаду и отступил сперва к Троицко-Сергиевскому монастырю, а потом к селу Рогачеву в 12 верстах от монастыря. Гетман же Сагайдачный, покинув Москву, направился к Калуге и по дороге взял острог в Серпухове, потом взял острог в самой Калуге. Между тем, польские депутаты, много раз вступавшие в мирные переговоры с русскими, на этот раз сошлись в селе Деулине, близ Троицко-Сергиевского монастыря, и снова открыли переговоры. Кроме разных других пунктов, на чем не сходились обе стороны, большое затруднение представляли запорожские козаки: поляки не ручались, чтобы они, после объявления мирного договора, захотели оставить московскую землю. Сам Сагайдачный, узнав об открывшемся трактате между поляками и русскими, послал к Владиславу козака Путивльца и советовал королевичу не выходить из пределов московского царства, но перемирие состоялось и заключено было на 14 лет и 6 месяцев [18]. Сагайдачный возвратился из московского похода в Киев и принял титул "гетмана" Украйны, сделавшись управителем той части Украины, которая признала себя козацкой. С этих пор разница между запорожскими и городовыми козаками еще резче обозначилась, а вместе с этим и история тех и других стала резче отклоняться в разные стороны.
Ко времени пребывания Сагайдачного в пределах московского государства, а именно к 1618 и 1619 году, относится указание о лишении свободы московским правительством 40 человек "выезжих запорожских черкас" и "запорожского атамана" Михаила Скибы. Где и за что они были взяты, неизвестно, но известно лишь то, что они были взяты и поверстаны в томские козаки с изменением их имен и фамилий малороссийских в великороссийские. Так, сам атаман Михаиле Скиба переименован был в Михалку Скибина и дал Сибири сына Федора Скибина, в свое время известного сибирского путешественника [19].
После Деулинского перемирия, когда на западной границе московского государства объявился царевич Иван Дмитриевич, назвавшийся сыном Димитрия-первого, тогда некоторые из московского народа стали сноситься с запорожцами. Но польский король, узнав об этом, предостерег козаков, чтобы они не шли ни на какие выдумки и разъехались бы с границ [20].
Оставив окончательно московскую землю, козаки снова обратили свое внимание на Низ Днепра и предприняли ряд набегов на татарско-турецкие владения и на этот раз совместно действовали, в течение нескольких лет, как собственно запорожские, так и украинские козаки, а потом известия этого времени, относящиеся к одним, нужно принимать за известия, касающиеся и других. Собравшись в одно, козаки прежде всего опустошили европейское побережье Турции на Черном море и взяли турецкий город Варну, про которую потом сложили песню: "Була Варна здавна славна, славніш Варни козаки" [21]; потом ударились сухопутьем под Перекоп и побили там множество татар. В марте месяце 1620 года в Москву явился атаман низовых козаков, в качестве посланца Петра Конашевича Сагайдачного, Петро Одинец с товарищами и рассказал о всех подвигах козаков этого времени, выразив полную готовность со стороны гетмана служить московскому царю. "В нынешнем 1620 году прислали к царскому величеству от всего войска посланцев своих Петра Одинца с товарищами и с грамотой, а в грамоте своей царскому величеству писали и в речи приказным людям посланцы говорили, что гетман, атаманы, сотники и все войско, памятуя то, как предки их, все запорожские гетманы и все войско прежним великим государям повинность чинили и им служили и за свои службы милость и жалованье себе имели, так в той же повинности и ныне царскому величеству хотят быть и за порогами будучи службу хотят против всяких неприятелей оказывать; и ныне ходили на татарские улусы, и многих татар побили и в полон поймали, а было их с 5.000 человек, было им с крымскими людьми дело по сю сторону Перекопа под самой стеной; татар было на Перекопе с 7 000 человек, а на заставе с 11 000; божей милостью и государевым счастьем, татар они многих побили, народ христианский многий из рук татарских высвободили; с этой службой и с языками татарскими присланы они к государю: волен Бог да царское величество, как их пожалует, а они всеми головами своими хотят служить его царскому величеству и его царской милости к себе ныне и вперед искать хотят". Думный дьяк Грамотин, похваливши козаков за службу, задал посланцу их такой вопрос: "Здесь в российском государстве слух было пронесся, что польский Жигимонт король учинился с турским в миру и в дружбе, а на их веру хочет поступить, так они бы объявили, как польский король с турским папой и цесарем? и на веру от поляков какого посяганья нет ли?" — "Посяганья на нас от польского короля никакого не бывало; с турским он в миру, а на море нам на турских людей ходить запрещено из Запорожья, но из малых речек ходить не запрещено; про цесаря и про папу мы ничего не знаем, а на Крым нам ходить не заказано. На весну все мы идем в Запорожье, а царскому величеству все бъем челом, чтоб нас государь пожаловал, как своих холопей".
Отпуская Петра Одинца из Москвы, царь послал Сагайдачному 300 рублей легкого жалованья и написал ему в грамоте так: "Вперед мы вас в нашем жаловании забвенных не учиним, смотря по вашей службе; а на крымские улусы ныне вас не посылаем, потому что крымский царь Джанибек-Герай сам, царевичи, князья и мурзы на наши государства войною не ходят и людям нашим шкод никаких не чинят и наши люди также крымским улусам шкод не делают" [22].
Походы Козаков закончились блестящей победой гетмана Петра Конашевича Сагайдачного в 1620 году над турками под Хотином. Для этой решительной войны вышел сам султан Осман с полумиллионной армией, готовясь раздавить Польшу и обратить ее в турецкую провинцию. Поляки полумиллионной армии турецкой могли противопоставить всего лишь 57000 человек под начальством королевича Владислава и коронного гетмана Хоткевича. Видя страшную грозу, Владислав, как и во время московского похода, лично обратился к Сагайдачному с просьбой о помощи. Но гетман не сразу исполнил просьбу царевича; он поставил для того следующие условия: во-первых, чтобы польское правительство официально признало власть козацкого гетмана на Украйне; во-вторых, отменило все стеснительные распоряжения относительно козачества; в-третьих, уничтожило бы должность козацкого старшого. Королевич на все это согласился и выдал Сагайдачному козацкого старшого Бородавку [23]. После этого Сагайдачный собрал армию в 40 000 человек и двинулся к Хотину.
Свидетель козацких подвигов, польский вождь Яков Собеский, отец Яна Собеского, потом польского короля, подробно изобразил действия козаков этого времени, а также представил любопытную характеристику их в своем сочинении "Записки о хотинской войне" [24]. Впрочем, Яков Собеский склонен был больше к козакам старого времени, "когда они с частой удачей сражались против турок на полях очаковских и, предпочитая славу богатству, не переставали морскими набегами опустошать турецкия владения". К козакам же более позднего времени он относился не столь сочувственно: "С течением времени уже воинами назывались не из храбрости и не по заслугам, а по своим злодеяниям: умеренность перешла у них в грабеж, порядок — в борение, покорность — в своеволие, тогда название козака давали всякому земледельцу или ремесленнику, беглому из русских владений; эта слабая деревенская толпа не могла уважать старых воинов, и происшедшие оттого зависть и раздор возмутили древний состав козачества". Не следует забывать однако, что это писал польский аристократ и католик, т. е. ненавистник всего того, что носило звание мужицкого и вравославного. Как мало вяжется характеристика близких ко времени Якова Собеского козаков, видно из их действий под Хотиным: козакам всецело принадлежит успех этой битвы с турками и спасение через то от страшного бедствия, грозившего всей Польше. Перед началом битвы запорожские козаки заключили свое войско в обозы, обозы обвели канавами, укрепили палями и защитили валами. Турки и татары, приблизившись к козацкому обозу, восьмого сентября бросились со всем пылом восточных людей на этот обоз. Козаки допустили их приблизиться ко рву, но потом, взойдя на валы, дали такой сильный и меткий залп из своих мушкетов, что неприятели тот же час бросили свою позицию и отступили назад, оставив в самых фассах (ямах) 3000 человек янычар и 300 человек шпагов убитыми [25]. В этой войне запорожские козаки выступили героями и, забывая различие между верой и народностью, везде выручали из беды поляков, как о том пишет сам Яков Собеский. Но в этой же войне сам Сагайдачный получил тяжкую рану, от которой потом через год умер (апреля 10 дня 1622 года) и был погребен в Киеве, в богоявленской церкви Братского монастыря. "Но место его могилы напрасно искал-бы теперь любитель местной старины: при перестройке церкви в начале xviii столетия она пришлась под помещение новой стены храма и исчезла от взоров потомства" [26].
Вместо благодарности, которую козаки по справедливости заслужили за поход под Хотин, на Хотинском мире Польша обязалась воспретить козакам выход в Черное море, за что султан обещал не пускать своих татар в польские украйны.
Но козаки, как и прежде, мало обращали внимание на это запрещение.
В том же 1621 году козаки снова выплыли на лиман и в Черное море. Но этот поход был самый несчастный для козаков: на Днепре, в числе восемнадцати чаек, они изловлены были наместником Очакова, Хусайном, а на Черном море, в числе 200 человек, и у города Кафы, в числе 300 человек, взяты были капитан-пашой Халилем. В это время турецкий султан Осман II стоял у Исакчи, на Дунае, ввиду похода на Русь. Он приказал 200 пойманных козаков отдать солдатам на смерть, и несчастные были преданы лютой смерти: одни раздавлены ногами слонов, другие повешены на крюки, а третьи посажены на кол. Сам султан смотрел на эти казни и иногда принимал в них даже активное участие: разъезжая на коне возле истязуемых козаков, он стрелял в них из лука, не делая почти никакого промаха, потому что был искусным стрелком своего времени, а головы убитых козаков приказывал солить и отправлять в Константинополь [28].
Несмотря на это, низовые козаки в 1622 году снова вышли на своих "моноксилах" в Черное море, захватили там несколько турецких кораблей, каторг и людей и благополучно ушли назад [29].
В этом же году, в конце июля месяца, по известию московских послов Кондырева и Бормосова, ехавших через земли донского войска в Константинополь, запорожские козаки, вместе с донскими, в числе 700 человек на 25 стругах под начальством запорожского атамана Шила, ходили в открытое море и, не дошед до самого Царьграда на расстоянии полутора дня, повоевали в царьградском вилаэте несколько сел и деревень, а также посекли несколько людей, но против них вышли из Царьграда турки на каторгах и побили у козаков около 400 человек. Вероятно, этот поход козаков разумеет и историк турецкой империи Гаммер, который говорит об особенно радостной встрече турецким султаном Редшеб-паши, захватившего на море 18 чаек и 500 человек козаков, грабивших в течение 10 лет турецкие берега [30].
Оставив Дон, московские послы отправились в Константинополь. В Константинополе султан Мустафа объявил послам о перемирии своем с поляками на тех условиях, что они будут удерживать козаков от походов на море, в противном случае, если хотя один струг козацкий покажется в море, то султан начнет с королем войну и даст о том известие в Москву. На обратном пути послы были задержаны под черкасским городом Темрюком запорожцами, потребовавшими с них 2000 золотых за погром донскими козаками близ Темрюка комягов и за пленение сына воеводы таманского. Едва откупившись от запорожцев подарками, послы ушли потом из Темрюка в Азов [31].
В 1622—1623 году несколько тысяч человек козаков вторглись в Молдаво-Валахию и подвергли ее разорению, чем вызвали месть со стороны мурзы Кентемира, опустошившего несколько польских селений и взявшего с собой множество пленников [32]. В том же году, в июне месяце, козаки на ста чайках с пятьюдесятью воинами и двадцатью гребцами в каждой выбрались из Запорожья и пустились в Черное море. В то время в крымском городе Кафе стоял турецкий флот с Капудан-пашой во главе, высланный туда для усмирения поднятого ханом Мухаммад-Гераем восстания в Крыму против турецкого управления. Капудан-паша хотел посадить на крымский престол вместо Мухаммад-Герая Джанибек-Герая; но этому воспротивились Мухаммад-Герай и брат его Шагин-Герай. Последним оказали помощь запорожские козаки; они осадили в Кафе турок и принудили их войти в мирную сделку с Мухаммад-Гераем. Сделав свое дело в Кафе, козаки двинулись дальше по морю в скоро добрались до окрестностей самого Константинополя. Весь день июля 21 числа они простояли в виду столицы султана, наводя страх на жителей ее, и повернули назад с тем, однако, чтобы через несколько дней снова явиться к стенам столицы падишаха. На этот раз они сожгли босфорский маяк, разорили несколько прибрежных селений и снова отошли в открытое море. Спустя два месяца после этого, октября 7 дня козаки опять явились в виду Константинополя; они ворвались в самый Босфор, разгромили на берегу его селение Еникой и после этого благополучно возвратились домой [33].
В 1624 году июня 21 дня низовые козаки снова очутились на Черном море. Они выплыли на 150 длинных, быстро несущихся на парусах и на веслах чайках, с десятью веслами на каждом боку, по два гребца на весло и, кроме того с 50 хорошо вооруженных саблями и ружьями воинов; чайки эти имели одинаково устроенные корму и нос и переносные кормила и оттого могли, не поворачиваясь, плыть вперед и назад. Сидя на этих чайках, козаки опустошили европейский берег Турции, сожгли Буюк-дере, Зенике и Сдегну. Навстречу и для удержания козаков от дальнейших движений выскочило из гавани Константинополя до 500 больших и малых судов. Для защиты столицы от страшных хищников велено было отправить к слесарям Босфора большую железную цепь, некогда запиравшую Босфор и сохранявшуюся еще со времени взятия у греков Константинополя, и ею запереть пролив от одного берега к другому. Козаки спокойно простояли весь день посреди канала, а с заходом солнца, одобычившись богатой добычей, ушли в открытое море. Через несколько времени они снова и в гораздо большем числе показались у начала Босфора, сожгли морской маяк и после того с большей добычей и славой возвратились к своим берегам [34].
В 1625 году запорожские козаки в союзе с донскими снова повторили свой поход. Собравшись в числе 15 000 человек, они сели на 300 чаек, вооружили каждую чайку тремя или четырьмя фальконетами и пустились в море, по направлению к городам Синопу и Трапезонту. Против козаков вышел на 43 судах турецкий адмирал Редшид-паша и схватился с ними на западном берегу Черного моря, при Карагмане. Сражение было упорное и чрезвычайно кровопролитное; сперва брали верх козаки над турками; они с особенным ожесточением действовали возле адмиральской галеры, называемой баштардой; им помогали гребцы-невольникн тем, что, бросив весла, перестали управлять галерами. Но победа все-таки осталась на стороне турок, благодаря противному ветру, под конец подувшему в глаза козакам: 270 чаек козацких было разбито, 780 человек козаков попались в плен, были скованы железами и посажены на турецкие галеры в качестве вечных весельщиков.
Нужно думать, что именно к этому походу запорожских и донских козаков к Синопу и Трапезонту относится показание запорожского полковника Алексея Шафрана. Алексей Шафран был семь лет в турецкой неволе и служил у кафинского воеводы на каторге (галере); потом, вместе с некоторыми товарищами, освободился из неволи и ушел на Дон. На Дону он прожил 18 лет с другими товарищами, запорожскими козаками, прожившими там по 5 и по 6 лет; всех запорожцев, по словам Шафрана, на Дону около 1 000 человек, но зато и донцев немало в Запорогах; козаки постоянно переходят друг к другу: запорожские на Дон, донские на Запорожье и живут друг у друга столько, сколько кому пожелается; у запорожцев и донских козаков издавна повелось так, что и те и другие сходились вместе и жили в общих куренях. В нынешнем лете (1625) ходили они, запорожские черкасы и донские козаки вместе заодно, на море; старшиной у них был он, Алексей Шафран; вышли же они из Дона на море и взяли в турской земле город Трапезонт. После похода Алексей Шафран вернулся снова на Дон и потом впоследствии отправился с Дона в Киев, но сбился с пути и попал в город Валуйки, а из Валуек отослан был в Москву. В Москве Алексея Шафрана заподозрили в тайных намерениях и указали на то, что город Валуйки вовсе не был по дороге ему: "с Дона на Запорожье и из Запорожья на Дон ходят степью, избегая Донца, на Кармию (Калмиус) и на Мох". Но случившиеся на ту пору в Москве донцы подтвердили, что действительно между запорожскими и донскими козаками бывают постоянные сообщения и ездят с Дона на Запорожье через Миус да на Мох [35].
Так или иначе, но о действиях козаков на Черном море донесено было турецкому султану в Константинополь и султан немедленно отправил в Краков посла с требованием обязательно укротить козаков, в противном случае грозил войной Польше [36]. Дело касалось, разумеется, одинаково как запорожских, так и украинских козаков.
Но козаки мало обращали внимания и на самую Польшу. В 1625 году они отправили от себя к польскому правительству депутатов, через которых, от лица всего козацкого сословия, предъявили ему такие требования:
свободу православной церкви и православного духовенства и уничтожения унии;
спокойное проживание козацкого сословия в коронных и дедичных имениях Киевского воеводства;
козацкий самосуд и право передачи собственных имуществ по завещанию;
свободное хождение на рыбные и звериные промыслы;
право вступления в службу иностранных государей;
прибавку войскового жалованья;
исключение Киевского воеводства от постоя жолнеров;
праве, в случае каких-либо преступлений, не раздавать имуществ лицам не козацкого сословия [37].
Из всех девяти пунктов козаки особенно настаивали на первом т. е. на свободе православия и уничтожении унии. Как твердо они стояли на этом, видно из того, что когда козаки узнали о действиях киевского войта, Федора Ходыки, запечатавшего в это время несколько православных церквей в Киеве, то поспешно явились в город, убили пана Ходыку, церкви распечатали, а в Москву отправили посольство с просьбой о принятии козаков под покровительство царского величества [38].
Когда происходило это дело в Киеве, в это время к низовым козакам явился какой-то царевич Александр Ахия, выдавший себя за человека православной веры, сына турецкого султана Магомета и жены его гречанки Елены. Приехав в Запорожье в 1625 году, Ахия рассказывал, что он вывезен из Турции своей матерью и успел побывать у германского императора, герцога флорентийского и короля испанского, а под конец приехал и к запорожским козакам с целью поднять их против турок [39].
Почти одновременно с этим прибыло посольство в Москву от шведского короля Густава Адольфа с просьбой, "чтоб царское величество послал к запорожским козакам свое повеление и отвел бы их от польской короны". На эту просьбу в Москве отвечали, что этого сделать нельзя, потому что запорожские козаки люди польского короля, а не московского государя, а между королем и государем заключено перемирие. Но Густав Адольф на этом не остановился и в 1626 году прислал в Москву новых послов с просьбой пропустить их в Белоруссию и Запорожье. Король вел войну против Польши и хотел вовлечь в это дело и Москву, а главным образом — запорожских козаков. Но в Москве снова дали отрицательный ответ все на том же основании, что "в перемирные лета сделать этого (пропустить послов и встать против Польши) нельзя, потому что это будет крестному целованию преступление и на душу грех" [40].
Между тем в Запорожье возле находившегося там турецкого "царевича" Ахии собрались было козаки с целью похода на турок, во в это время пришла весть, что против самих козаков выступил, держа направление к Киеву, гетман Конецпольский с войском. Тогда козаки разошлись из Запорожья, по литовским городам и стали собираться против Конецпольского, а цареаич Ахия уехал сперва в Киев, потом в Путивль и Мценск, а из Мцейска через Архангельск заграницу [41].