Через три фронта за учебниками для казачат

Главная
 использование материалов разрешено только со ссылкой на ресурс cossackdom.com

 

Через три фронта за учебниками для казачат
        (Об экспедиции Д.И. Заморского осенью 1918 г.)



     
Лет десять назад, на самой заре движения за казачье возрождение, когда начала издаваться масса казачьих газет и журналов и ощущалась острая нехватка хороших материалов на темы, связанные с историей и культурой казачества, мне, тогда члену редколлегии ленинградской еще газеты "Казачий путь", попали в руки материалы, ныне представляемые мною широкой аудитории Сети. В те годы мне не удалось их опубликовать. Причин много и я не стал бы все сваливать на кого-то. Среди прочих причин и моя собственная инертность. Хотелось приберечь для сборника, который планировали к выпуску, но выпуск которого по разным причинам так и не состоялся. Материалы эти были нам предложены для публикации доктором географических наук профессором Александром Дмитриевичем Заморским.  Он уже тогда был в преклонных годах, ему было более 80 лет. К стыду своему не знаю: жив ли он сейчас? Года четыре назад был еще жив, но большую часть времени проводил у сына где-то в Москве или Подмосковье. В очерке, предлагаемом вниманию сегодня, речь идет об одном очень интересном событии из жизни его отца - Заморского Дмитрия Ивановича. И само событие, и рассказ о нем мне представляются не просто интересными, но очень поучительными. Они дают возможность посмотреть на историю предшествующих поколений в таком ракурсе, какого лично мне и не припомнить более. Жизнь намного сложнее всяких схем, - как говаривал кто-то из классиков.

Владимир Новиков,

президент "Фонда культуры и истории казачества",

Санкт-Петербург, "Дом книги" на Невском проспекте,

ноябрь 2001 г.

 

Биографическая справка о Д.И. Заморском

Заморский Дмитрий Иванович (8.(20).5.1877 г., дер. Пуковое Тульской губ., - 28.1.1961 г. Ленинград) был книготорговцем, отдавшим этой благородной и трудной профессии почти полвека с 1893 по 1942 гг. Самостоятельно зарабатывать себе на жизнь он начал с 13-ти лет по окончании Миротинского двухклассного училища Министерства народного просвещения в 1890 г. В 1897 г. окончил Курсы Русского общества книгопродавцев и издателей, организовывал книжные магазины  Товарищества И.Д. Сытина в Воронеже, Харькове и Ростове-на-Дону, заведовал книжными магазинами в Варшаве и Ростове-на-Дону, в советское время работал в системе Госиздата и руководил созданием и деятельностью книжных магазинов в Армавире, Владикавказе, Грозном, Миллерово, все том же Ростове-на-Дону, Сальске, Таганроге, Шахтах. Как издатель, среди прочего, издал "Трое в одной лодке, не считая собаки" Джерома Клапки Джерома. Одним из главных событий его жизни была доставка им совместно с Бессарабовым в ноябре-декабре 1918 г. по поручению правительства Всевеликого Войска Донского и по согласованию с Наркомпросом РСФСР трех вагонов с учебниками из Москвы через три фронта в Киев и Ростов-на-Дону.


А.Д. Заморский

 

 Недавно я прочел в газете краткие воспоминания о переброске в начале нэпа поезда с истощенными детьми из голодающего Поволжья на хлебную Украину. Это путешествие напомнило мне командировку отца-Дмитрия Ивановича Заморского в ноябре-декабре 1918 года за учебниками из Ростова-на Дону в Москву через фронт на севере территории Всевеликого Войска Донского, а затем обратно через границу оккупированной Германией Украины, проходившую западнее Курска, с  тремя вагонами(!!!) книг.  Отец мой с 1915 г. заведовал книжным магазином издательства "Товарищества И.Д. Сытина", крупнейшим в то время в Ростове-на-Дону.  В конце XIX века его призывали на военную службу, но медицинская комиссия  освободила его из-за порока сердца. Как белобилетник, он не  участвовал ни в мировой, ни в гражданской войне. В описываемое время отцу был 41 год. Он был бодр, физически крепок и психически уравновешен. Это был общительный и доброжелательный человек, обладавший большим чувством долга. Отдельные эпизоды столь необычайной командировки отец при случае рассказывал в семье. Что запомнилось мне, тогда "приготовишке" Ростовского-на-Дону Петровского реального училища, то и пересказано ниже с необходимыми пояснениями. В имеющихся у меня документах осталось лишь краткое официальное заявление об этом эпизоде его служебной деятельности, адресованное в Краевую комиссию по проверке личного состава государственных, кооперативных и общественных учреждений от 3 мая 1930 г. Начавшаяся гражданская война и оккупация Украины и северо-западной части территории Всевеликого Войска Донского германскими войсками, а также общая разруха, вызвали в 1918 г. потерю жизненно важных экономических связей между этими районами и основными книгоиздательскими центрами. Если в Москве и Петрограде не хватало хлеба, то в Киеве и Ростове-на-Дону не по чему было учиться в школах.

В нашей трехкомнатной квартире отец выделил самую маленькую комнату – детскую, мою и моего старшего брата, для временного приюта бежавших из центральной России родных, знакомых и сослуживцев. Кто-то бежал от голода, другие от неприемлемого ими большевистского строя. Из Питера пожаловали мои родные дед, бабушка и тетя, родная сестра матери, чтобы подкормиться. Из Москвы проездом останавливались сотрудники и компаньоны издательства "Товарищества И.Д.Сытина". Они рассказывали о продолжении издательской деятельности Ивана Дмитриевича Сытина – этого выдающегося просветителя России. Книготорговцы сетовали, что Москва затоварена книгами, которые вынужденно оседали на складах вследствие невозможности вывоза их на периферию. Отец, прекрасно разбиравшийся во всех особенностях и тонкостях издательского дела и книжной торговли, отчетливо видел все нарастающую нехватку учебников для школ, что в тот 1918 год приобретало характер национального бедствия. Особенно сильно возрос спрос на учебники в Ростове, так как в этот город еще в ходе мировой войны в царское время были эвакуированы различные культурные и образовательные учреждения из прифронтовых районов, скажем, Варшавский университет и т.д. Выход из этого положения был единственный – как-то доставить учебники из Москвы, где они пылились на складах без употребления.

Предложение попробовать организовать доставку книг из Москвы в Ростов сделал отцу бывший у нас дома проездом директор правления "Товарищества  И.Д.Сытина" Федор Иванович Благов. Отец хорошо лично знал Ивана Дмитриевича Сытина и был не против такого предприятия, но все отговаривали его от этой казавшейся окружающим безумной затеи. "Ехать через фронт, где идут бои, отрываться в такое тревожное время от семьи, скитаться по тифозным станциям, жить в голодной Совдепии, рискуя быть расстрелянным под горячую руку, чтобы привезти сотню-другую пудов книг – это неслыханно для нормального человека, тем более «торгового», – так примерно рассуждали люди, пытавшиеся переубедить отца. Но нашелся человек, который не только поддержал замыслы отца, но вызвался быть его компаньоном в этом трудном и рискованном деле. Как и отец, он очень переживал за детей и книжный голод, препятствовавший их успешной учебе. Фамилия его была Бессарабов, я никогда не видел его и не знаю как звали по имени-отчеству. Отец впоследствии отзывался о нем как об очень порядочном человеке, но удивлялся вместе с тем его исключительной  изворотливости и предприимчивости, граничившей с авантюризмом. В  юные годы свои по рассказам отца я представлял себе Бессарабова маленьким шустрым человечком, способным проникать куда угодно через щелку слегка приоткрытой двери. Однажды поздней осенью отец пришел домой встревоженным и стал советоваться с матерью, как быть? Надо здесь отметить, что отец всегда советовался с матерью по важным делам и однажды в Варшаве именно мать оберегла его от участия в затее, оказавшейся крупной аферой, от которой отец и магазин, директором которого он был, могли сильно пострадать. Так вот, на этот раз отец сообщил, что  правительство Атамана Всевеликого Войска Донского Петра Николаевича Краснова поручило ему ехать в Москву за учебниками, взяв с собою в качестве помощника Бессарабова. При этом ему советовали поторопиться, так как приближалась трудная зима, а обстановка на фронтах усложнялась. И отец, и мать осознавали рискованность этой поездки и хотя не без слез, но благословение от моей матери отец получил. Она была решительной женщиной. И он отправился в путь. Донское правительство снабдило путников всякими письмами, в т.ч. и к Советскому правительству, и к издательству Сытина, и мандатами об общечеловеческой культурной миссии, выполняемой посланцами мятежного Дона. Двое отчаянных смельчаков отправились, запасшись разной снедью в дорогу и для москвичей. Они удачно дополняли друг друга. Отец имел обширные связи в мире книжников, так звали тогда всех, профессионально занятых книготорговлей, от упаковщиков книг до издателей. Бессарабов обладал редкой бытовой оборотистостью, крайне необходимой в такого рода поездке. Регулярного движения поездов ближе к фронту, а уж тем более за линией его не было. Мест в вагонах – тоже. Чтобы получить право на проезд приходилось идти на всяческие хитрости и взятки, что мастерски делал Бессарабов. Только благодаря личной его сметливости удавалось то сесть в вагон после очередной пересадки, то усидеть в нем при внезапной проверке документов. Так, еще на Дону никак не удавалось получить пропуск в поезд. Дежурный по станции был неумолим. Бессарабов случайно обратил внимание на стоявшую около дежурного кружку для каких-то пожертвований, полез в карман, достал деньги и сунул их так, чтобы дежурному видно было, как они торчат из этой кружки. Разрешение на проезд было получено. Через линию фронта пришлось переезжать на подводах. В Советской России, за Воронежем уже, в поезда приходилось втискиваться с поклажей после  каждой очередной передряги, расплачиваясь продуктами, которых, конечно же, на себе можно было транспортировать не так уж и много. Иногда поезд не ехал дальше потому, то заканчивались дрова, и пассажиры выходили из вагонов для погрузки дров в тендер паровоза. Нередко устраивались проверки документов и подозрительных лиц. Культурно-просветительская цель поездки проверяющими обычно воспринималась на веру и одобрительно, не требовали даже мандатов, подтверждающих это. Но иногда подозрения все-таки были и за этим следовали допросы – не лазутчики ли вы из белого стана? По тем временам это могло кончиться плачевно, некоторых попутчиков забирали и в поезд они более не возвращались. Так вот и добрались до Москвы.

В Москве помогли деловые прежние и дружеские связи, вплоть до самого Сытина. Получение разнарядки на книги, их упаковка и отправка на станцию много времени не заняли. Всюду было понимание гуманной цели – помощи детям своей же страны. Однако получить вагон было чрезвычайно трудно, учитывая собственную нужду Советской России в подвижном составе. А здесь, к тому же, вагон требовался не на время, а безвозвратно. С пониманием к этому отнесся Наркомат Просвещения, раздобыв все необходимое для транспортировки груза и снабдив всеми полагающимися по этому случаю мандатами сопровождавших этот груз Заморского и Бессарабова. Но маршрут следования был определен иначе, чем тот, каким они попали в Москву, не через Воронеж, а на Курск и далее на Киев. И учебниками нагрузили не один вагон, как того просил Краснов, а три. Остальные два вагона предназначались для Киева и вообще Украины. Так распорядились в Наркомпросе РСФСР, один из тогдашних руководителей которого заместитель наркома известный марксистский историк М.Н. Покровский принимал вместе с работавшим тогда уже в Госиздате И.Д. Сытиным самое деятельное участие в подготовке и отправке учебников. Шли упаковка и погрузка учебников в вагоны, процесс, кое-где ускоряемый с помощью остатков ростовского сала, как положение вдруг усложнилось. Нашлись руководящие сотрудники Наркомпроса, которые сочли, что это подходящая оказия для переправки через линию фронта кое-какой агитационной большевистской литературы. Пришлось и самому отцу, а по его просьбе и иным авторитетным лицам доказывать, что такое может погубить основную цель поездки. С большим трудом удалось убедить ограничиться отправкой одних учебников, а проконтролировать это взялись знакомые отца, работавшие на комплектации учебников и их погрузке в вагоны. С тем и выехали из Москвы.

Недалеко за советским Курском проходил фронт перемирия между Советской Россией и зоной германской оккупации, а за немцами была гетманская Украина. Поезда дальше станции Коренево не шли и вагоны здесь отцепили. Люди из России перебирались в Украину через немецкие кордоны пешком, а кто мог-то и на крестьянских телегах. Но вагоны с книгами так не перебросишь. Пришлось договариваться и с советской и с немецкой сторонами. Во время организации переброски вагонов через фронт перемирия отец насмотрелся на беженцев из Советской России в гетманскую Украину. Запомнился один пожилой человек в поддевке, с семейством, – женой и дочерьми. Одеты они были под простолюдинов, но повелительная манера обращения и удивительная сдержанность в движениях и разговоре пока они рядились извозчиками, неопровержимо выдавали их недавнее высокое положение в обществе. Но были и отощавшие интеллигенты, перебиравшиеся к родственникам или друзьям в хлебные края. В общем-то пока разыгрывалась драма, а не трагедия жизни. Были пущены в ход мандаты и призывы к человеческим чувствам. Так или иначе, но три груженых вагона, подталкиваемые паровозом покатились вместе с двумя путниками по заросшей пожухлой уже травой железной дороге на ничейной полосе. Не нужно фантазии, чтобы представить себе чувства невероятного облегчения и какого-то окрыления, овладевшие двумя пассажирами, которым показалось, что все трудности позади, когда вагоны остановились у немецкого кордона. Паровоз отцепили и он укатил в Россию. Пришел немецкий патруль и стал допытываться о грузе. "Если будет большевистская пропаганда, то..." – и последовал выразительный жест с похлопыванием по огромной кобуре маузера. Отец и Бессарабов переглянулись. Вспомнились старые сослуживцы, паковавшие груз, обещания... И отец, как старший, твердо поручился за содержимое трех вагонов. Пришлось дать подписку об отсутствии другой литературы, кроме учебников для школ. Дотошные и аккуратные немцы все же заглянули в каждый из вагонов. Затем потребовали открыть некоторые тюки по их выбору. Хотя отец и верил москвичам, но небо ему показалось с овчинку пока длился досмотр; вот осмотрели одно место, вот поворошили другое, вот перешли во второй вагон, слава Богу – миновали и его, наконец последний вагон, последний осматриваемый тюк книг... Как будто гора свалилась с плеч, стало ощущаться собственное дыхание и биение сердца... Вскоре вагоны прицепили к поезду и покатились в Киев, куда прибыли без особых приключений.

В Киеве ждали и были очень рады учебникам, но возникли сложности. Представители гетманской власти захотели оставить себе не часть учебников, пусть даже и большую, а все. Начались дипломатические ходы. Пришлось обращаться за содействием к германскому командованию, которое поддерживало дружеские отношения не только с гетманом, но и с Донским атаманом Петром Красновым. Посредниками выступили киевские сотрудники издательства "Товарищество И.Д. Сытина". Они смогли убедить киевские власти в неразумности порчи отношений с издательствами
Москвы, не говоря уже об элементарной неблагодарности – книги-то доставили донцы. Но и с этим было наконец улажено. Отправка вагонов была назначена на 29 ноября (12 декабря н.с.), а через день должны были выехать и Заморский с Бессарабовым. Настроение было праздничным, тем более, что и в Киеве в это время готовилось великое торжество. Но откладывать поездку далее было уже нельзя, так как к Киеву от Белой Церкви медленно приближались ведомые С.В. Петлюрой войска Украинской Директории.

В рассказах отца о его пребывании в Киеве мне особенно запомнились воспоминания о праздничной службе в Андреевском соборе накануне отъезда. Отец очень любил послушать хорошее церковное пение, так как сам в детские годы пел в сельском храме. Но что это был за праздник, я по детским своим годам не запомнил и уже взрослым, собирая биографические материалы отца, попытался прояснить для себя это. В пятницу 30 ноября (13 декабря н.с.) 918 г. был день апостола Андрея Первозванного. Его имя в Киеве носит знаменитая растреллиевская церковь, как бы парящая над Днепром и Подолом. Она называется Андреевская и это она изображена в нашумевшей картине Ильи Глазунова "Сто веков". Этот апостол был очень почитаемым святым в России: высший орден носил имя Андрея Первозванного, кормовой военно-морской флаг, символизирующий крест, на котором был распят Святой Андрей и др. Согласно Евангелию, он проповедовал в Скифии и водрузил крест на месте будущего Киева – "матери городов русских". Поэтому не только Киев, но и вся Россия считались под покровительством этого первого апостола, призванного Иисусом Христом. В Киеве в то время скопилось много видного духовенства, бежавшего из Советской России. Даже неверующие приходили в церковь послушать бас какого-нибудь приезжего из центра знаменитого диакона. Молению о заступничестве покровителя Киева церковники и гетманская власть придавали в данный момент сугубое значение: немецкие войска собирались покидать город, петлюровцы приближались, что-то будет?! Поэтому вполне естественна выдающаяся пышность Богослужения, о чем говорил отец. Он подчеркивал, что особенное торжество происходило именно в Андреевском соборе, но и добавлял с грустью, что "обедня была испорчена". Собор к началу всенощной службы был переполнен народом. Клир блистал великолепием облачения. Пение заставляло забыть о мирских тревогах. Служило высшее духовенство. Присутствовала гетманская власть. Но уже вскоре по собору подул другой ветер, заставивший вернуться мыслями на грешную землю. Пошел шумок от перешептываний, теснота и духота уменьшились, чудесное пение стало ослабевать, клир редеть, власти исчезать. Все мешало молитве. Молящихся стало меньше, церковная служба как-то поблекла. Бессарабов решительно шепнул: "Давай, Дмитрий Иванович, уходить. В городе неладно: говорят, немцы оставляют город. "И оба поспешили к выходу. На опустевших темных улицах лишь кое-где встречались спешащие прохожие. Слышались отдельные винтовочные выстрелы вдали. Где-то чуть ухали пушки. На дороге лежал убитый с демонстративно расстегнутыми штанами, по-видимому, еврей. Немцы вместе с гетманом, действительно, уже уходили, а войска Петлюры подступали. Звуки перестрелки и глухие выстрелы пушек оказались не лучшим сопровождением в дороге, но именно под них наши путешественники и покидали Киев.

Книги были доставлены в Ростов благополучно, целыми и невредимыми вернулись домой и наши книжники, чему очень удивлялись их друзья, да и они сами. О Бессарабове, к сожалению, мне ничего более не известно. Впоследствии меня всегда сильно интересовал вопрос о центростремительных силах страны, которые в гражданскую войну связывали между собой ее даже разнородные части. Одним из проявлений таких социальных связей и был вояж отца. Многим, не только им с Бессарабовым, в силу сложившихся обстоятельств приходилось тогда обеспечивать жизнедеятельность недавно еще социально целого государства. И это ведь было не первое и не последнее время социальных потрясений за многовековую историю существования составного государства Российской Империи.

 

24.08.1991 г.