Главная
использование материалов разрешено только со ссылкой на ресурс cossackdom.com |
Через три фронта за учебниками
для казачат
(Об экспедиции Д.И. Заморского осенью 1918 г.)
Лет десять назад, на самой
заре движения за казачье возрождение, когда начала издаваться масса казачьих
газет и журналов и ощущалась острая нехватка хороших материалов на темы,
связанные с историей и культурой казачества, мне, тогда члену редколлегии
ленинградской еще газеты "Казачий путь", попали в руки материалы,
ныне представляемые мною широкой аудитории Сети. В те годы мне не удалось их
опубликовать. Причин много и я не стал бы все сваливать на кого-то. Среди
прочих причин и моя собственная инертность. Хотелось приберечь для сборника,
который планировали к выпуску, но выпуск которого по разным причинам так и не
состоялся. Материалы эти были нам предложены для публикации доктором
географических наук профессором Александром Дмитриевичем Заморским. Он уже тогда был в преклонных годах, ему
было более 80 лет. К стыду своему не знаю: жив ли он сейчас? Года четыре назад
был еще жив, но большую часть времени проводил у сына где-то в Москве или
Подмосковье. В очерке,
предлагаемом вниманию сегодня, речь идет об одном очень интересном событии из
жизни его отца - Заморского Дмитрия Ивановича. И само событие, и рассказ о нем
мне представляются не просто интересными, но очень поучительными. Они дают
возможность посмотреть на историю предшествующих поколений в таком ракурсе,
какого лично мне и не припомнить более. Жизнь намного сложнее всяких схем, -
как говаривал кто-то из классиков.
Владимир Новиков,
президент "Фонда культуры и истории казачества",
Санкт-Петербург, "Дом книги" на Невском проспекте,
ноябрь
2001 г.
Биографическая
справка о Д.И. Заморском
Заморский Дмитрий Иванович (8.(20).5.1877 г., дер. Пуковое Тульской губ., - 28.1.1961 г. Ленинград) был книготорговцем, отдавшим этой благородной и трудной профессии почти полвека с 1893 по 1942 гг. Самостоятельно зарабатывать себе на жизнь он начал с 13-ти лет по окончании Миротинского двухклассного училища Министерства народного просвещения в 1890 г. В 1897 г. окончил Курсы Русского общества книгопродавцев и издателей, организовывал книжные магазины Товарищества И.Д. Сытина в Воронеже, Харькове и Ростове-на-Дону, заведовал книжными магазинами в Варшаве и Ростове-на-Дону, в советское время работал в системе Госиздата и руководил созданием и деятельностью книжных магазинов в Армавире, Владикавказе, Грозном, Миллерово, все том же Ростове-на-Дону, Сальске, Таганроге, Шахтах. Как издатель, среди прочего, издал "Трое в одной лодке, не считая собаки" Джерома Клапки Джерома. Одним из главных событий его жизни была доставка им совместно с Бессарабовым в ноябре-декабре 1918 г. по поручению правительства Всевеликого Войска Донского и по согласованию с Наркомпросом РСФСР трех вагонов с учебниками из Москвы через три фронта в Киев и Ростов-на-Дону.
А.Д. Заморский
Недавно я прочел в газете краткие воспоминания о переброске в начале нэпа поезда с истощенными детьми из голодающего Поволжья на хлебную Украину. Это путешествие напомнило мне командировку отца-Дмитрия Ивановича Заморского в ноябре-декабре 1918 года за учебниками из Ростова-на Дону в Москву через фронт на севере территории Всевеликого Войска Донского, а затем обратно через границу оккупированной Германией Украины, проходившую западнее Курска, с тремя вагонами(!!!) книг. Отец мой с 1915 г. заведовал книжным магазином издательства "Товарищества И.Д. Сытина", крупнейшим в то время в Ростове-на-Дону. В конце XIX века его призывали на военную службу, но медицинская комиссия освободила его из-за порока сердца. Как белобилетник, он не участвовал ни в мировой, ни в гражданской войне. В описываемое время отцу был 41 год. Он был бодр, физически крепок и психически уравновешен. Это был общительный и доброжелательный человек, обладавший большим чувством долга. Отдельные эпизоды столь необычайной командировки отец при случае рассказывал в семье. Что запомнилось мне, тогда "приготовишке" Ростовского-на-Дону Петровского реального училища, то и пересказано ниже с необходимыми пояснениями. В имеющихся у меня документах осталось лишь краткое официальное заявление об этом эпизоде его служебной деятельности, адресованное в Краевую комиссию по проверке личного состава государственных, кооперативных и общественных учреждений от 3 мая 1930 г. Начавшаяся гражданская война и оккупация Украины и северо-западной части территории Всевеликого Войска Донского германскими войсками, а также общая разруха, вызвали в 1918 г. потерю жизненно важных экономических связей между этими районами и основными книгоиздательскими центрами. Если в Москве и Петрограде не хватало хлеба, то в Киеве и Ростове-на-Дону не по чему было учиться в школах.
В нашей трехкомнатной квартире отец выделил самую маленькую комнату – детскую, мою и моего старшего брата, для временного приюта бежавших из центральной России родных, знакомых и сослуживцев. Кто-то бежал от голода, другие от неприемлемого ими большевистского строя. Из Питера пожаловали мои родные дед, бабушка и тетя, родная сестра матери, чтобы подкормиться. Из Москвы проездом останавливались сотрудники и компаньоны издательства "Товарищества И.Д.Сытина". Они рассказывали о продолжении издательской деятельности Ивана Дмитриевича Сытина – этого выдающегося просветителя России. Книготорговцы сетовали, что Москва затоварена книгами, которые вынужденно оседали на складах вследствие невозможности вывоза их на периферию. Отец, прекрасно разбиравшийся во всех особенностях и тонкостях издательского дела и книжной торговли, отчетливо видел все нарастающую нехватку учебников для школ, что в тот 1918 год приобретало характер национального бедствия. Особенно сильно возрос спрос на учебники в Ростове, так как в этот город еще в ходе мировой войны в царское время были эвакуированы различные культурные и образовательные учреждения из прифронтовых районов, скажем, Варшавский университет и т.д. Выход из этого положения был единственный – как-то доставить учебники из Москвы, где они пылились на складах без употребления.
Предложение попробовать организовать доставку книг из Москвы в Ростов сделал отцу бывший у нас дома проездом директор правления "Товарищества И.Д.Сытина" Федор Иванович Благов. Отец хорошо лично знал Ивана Дмитриевича Сытина и был не против такого предприятия, но все отговаривали его от этой казавшейся окружающим безумной затеи. "Ехать через фронт, где идут бои, отрываться в такое тревожное время от семьи, скитаться по тифозным станциям, жить в голодной Совдепии, рискуя быть расстрелянным под горячую руку, чтобы привезти сотню-другую пудов книг – это неслыханно для нормального человека, тем более «торгового», – так примерно рассуждали люди, пытавшиеся переубедить отца. Но нашелся человек, который не только поддержал замыслы отца, но вызвался быть его компаньоном в этом трудном и рискованном деле. Как и отец, он очень переживал за детей и книжный голод, препятствовавший их успешной учебе. Фамилия его была Бессарабов, я никогда не видел его и не знаю как звали по имени-отчеству. Отец впоследствии отзывался о нем как об очень порядочном человеке, но удивлялся вместе с тем его исключительной изворотливости и предприимчивости, граничившей с авантюризмом. В юные годы свои по рассказам отца я представлял себе Бессарабова маленьким шустрым человечком, способным проникать куда угодно через щелку слегка приоткрытой двери. Однажды поздней осенью отец пришел домой встревоженным и стал советоваться с матерью, как быть? Надо здесь отметить, что отец всегда советовался с матерью по важным делам и однажды в Варшаве именно мать оберегла его от участия в затее, оказавшейся крупной аферой, от которой отец и магазин, директором которого он был, могли сильно пострадать. Так вот, на этот раз отец сообщил, что правительство Атамана Всевеликого Войска Донского Петра Николаевича Краснова поручило ему ехать в Москву за учебниками, взяв с собою в качестве помощника Бессарабова. При этом ему советовали поторопиться, так как приближалась трудная зима, а обстановка на фронтах усложнялась. И отец, и мать осознавали рискованность этой поездки и хотя не без слез, но благословение от моей матери отец получил. Она была решительной женщиной. И он отправился в путь. Донское правительство снабдило путников всякими письмами, в т.ч. и к Советскому правительству, и к издательству Сытина, и мандатами об общечеловеческой культурной миссии, выполняемой посланцами мятежного Дона. Двое отчаянных смельчаков отправились, запасшись разной снедью в дорогу и для москвичей. Они удачно дополняли друг друга. Отец имел обширные связи в мире книжников, так звали тогда всех, профессионально занятых книготорговлей, от упаковщиков книг до издателей. Бессарабов обладал редкой бытовой оборотистостью, крайне необходимой в такого рода поездке. Регулярного движения поездов ближе к фронту, а уж тем более за линией его не было. Мест в вагонах – тоже. Чтобы получить право на проезд приходилось идти на всяческие хитрости и взятки, что мастерски делал Бессарабов. Только благодаря личной его сметливости удавалось то сесть в вагон после очередной пересадки, то усидеть в нем при внезапной проверке документов. Так, еще на Дону никак не удавалось получить пропуск в поезд. Дежурный по станции был неумолим. Бессарабов случайно обратил внимание на стоявшую около дежурного кружку для каких-то пожертвований, полез в карман, достал деньги и сунул их так, чтобы дежурному видно было, как они торчат из этой кружки. Разрешение на проезд было получено. Через линию фронта пришлось переезжать на подводах. В Советской России, за Воронежем уже, в поезда приходилось втискиваться с поклажей после каждой очередной передряги, расплачиваясь продуктами, которых, конечно же, на себе можно было транспортировать не так уж и много. Иногда поезд не ехал дальше потому, то заканчивались дрова, и пассажиры выходили из вагонов для погрузки дров в тендер паровоза. Нередко устраивались проверки документов и подозрительных лиц. Культурно-просветительская цель поездки проверяющими обычно воспринималась на веру и одобрительно, не требовали даже мандатов, подтверждающих это. Но иногда подозрения все-таки были и за этим следовали допросы – не лазутчики ли вы из белого стана? По тем временам это могло кончиться плачевно, некоторых попутчиков забирали и в поезд они более не возвращались. Так вот и добрались до Москвы.
В Москве помогли деловые прежние и дружеские связи, вплоть до самого Сытина. Получение разнарядки на книги, их упаковка и отправка на станцию много времени не заняли. Всюду было понимание гуманной цели – помощи детям своей же страны. Однако получить вагон было чрезвычайно трудно, учитывая собственную нужду Советской России в подвижном составе. А здесь, к тому же, вагон требовался не на время, а безвозвратно. С пониманием к этому отнесся Наркомат Просвещения, раздобыв все необходимое для транспортировки груза и снабдив всеми полагающимися по этому случаю мандатами сопровождавших этот груз Заморского и Бессарабова. Но маршрут следования был определен иначе, чем тот, каким они попали в Москву, не через Воронеж, а на Курск и далее на Киев. И учебниками нагрузили не один вагон, как того просил Краснов, а три. Остальные два вагона предназначались для Киева и вообще Украины. Так распорядились в Наркомпросе РСФСР, один из тогдашних руководителей которого заместитель наркома известный марксистский историк М.Н. Покровский принимал вместе с работавшим тогда уже в Госиздате И.Д. Сытиным самое деятельное участие в подготовке и отправке учебников. Шли упаковка и погрузка учебников в вагоны, процесс, кое-где ускоряемый с помощью остатков ростовского сала, как положение вдруг усложнилось. Нашлись руководящие сотрудники Наркомпроса, которые сочли, что это подходящая оказия для переправки через линию фронта кое-какой агитационной большевистской литературы. Пришлось и самому отцу, а по его просьбе и иным авторитетным лицам доказывать, что такое может погубить основную цель поездки. С большим трудом удалось убедить ограничиться отправкой одних учебников, а проконтролировать это взялись знакомые отца, работавшие на комплектации учебников и их погрузке в вагоны. С тем и выехали из Москвы.
Недалеко за советским Курском проходил фронт перемирия между Советской Россией и зоной германской оккупации, а за немцами была гетманская Украина. Поезда дальше станции Коренево не шли и вагоны здесь отцепили. Люди из России перебирались в Украину через немецкие кордоны пешком, а кто мог-то и на крестьянских телегах. Но вагоны с книгами так не перебросишь. Пришлось договариваться и с советской и с немецкой сторонами. Во время организации переброски вагонов через фронт перемирия отец насмотрелся на беженцев из Советской России в гетманскую Украину. Запомнился один пожилой человек в поддевке, с семейством, – женой и дочерьми. Одеты они были под простолюдинов, но повелительная манера обращения и удивительная сдержанность в движениях и разговоре пока они рядились извозчиками, неопровержимо выдавали их недавнее высокое положение в обществе. Но были и отощавшие интеллигенты, перебиравшиеся к родственникам или друзьям в хлебные края. В общем-то пока разыгрывалась драма, а не трагедия жизни. Были пущены в ход мандаты и призывы к человеческим чувствам. Так или иначе, но три груженых вагона, подталкиваемые паровозом покатились вместе с двумя путниками по заросшей пожухлой уже травой железной дороге на ничейной полосе. Не нужно фантазии, чтобы представить себе чувства невероятного облегчения и какого-то окрыления, овладевшие двумя пассажирами, которым показалось, что все трудности позади, когда вагоны остановились у немецкого кордона. Паровоз отцепили и он укатил в Россию. Пришел немецкий патруль и стал допытываться о грузе. "Если будет большевистская пропаганда, то..." – и последовал выразительный жест с похлопыванием по огромной кобуре маузера. Отец и Бессарабов переглянулись. Вспомнились старые сослуживцы, паковавшие груз, обещания... И отец, как старший, твердо поручился за содержимое трех вагонов. Пришлось дать подписку об отсутствии другой литературы, кроме учебников для школ. Дотошные и аккуратные немцы все же заглянули в каждый из вагонов. Затем потребовали открыть некоторые тюки по их выбору. Хотя отец и верил москвичам, но небо ему показалось с овчинку пока длился досмотр; вот осмотрели одно место, вот поворошили другое, вот перешли во второй вагон, слава Богу – миновали и его, наконец последний вагон, последний осматриваемый тюк книг... Как будто гора свалилась с плеч, стало ощущаться собственное дыхание и биение сердца... Вскоре вагоны прицепили к поезду и покатились в Киев, куда прибыли без особых приключений.
В Киеве ждали и были очень рады учебникам, но
возникли сложности. Представители гетманской власти захотели оставить себе не
часть учебников, пусть даже и большую, а все. Начались дипломатические ходы.
Пришлось обращаться за содействием к германскому командованию, которое поддерживало
дружеские отношения не только с гетманом, но и с Донским атаманом Петром
Красновым. Посредниками выступили киевские сотрудники издательства
"Товарищество И.Д. Сытина". Они смогли убедить киевские власти в
неразумности порчи отношений с издательствами
Москвы, не говоря уже об элементарной неблагодарности – книги-то доставили
донцы. Но и с этим было наконец улажено. Отправка вагонов была назначена на 29
ноября (12 декабря н.с.), а через день должны были выехать и Заморский с
Бессарабовым. Настроение было праздничным, тем более, что и в Киеве в это время
готовилось великое торжество. Но откладывать поездку далее было уже нельзя, так
как к Киеву от Белой Церкви медленно приближались ведомые С.В. Петлюрой войска
Украинской Директории.
В рассказах отца о его пребывании в Киеве мне особенно запомнились воспоминания о праздничной службе в Андреевском соборе накануне отъезда. Отец очень любил послушать хорошее церковное пение, так как сам в детские годы пел в сельском храме. Но что это был за праздник, я по детским своим годам не запомнил и уже взрослым, собирая биографические материалы отца, попытался прояснить для себя это. В пятницу 30 ноября (13 декабря н.с.) 918 г. был день апостола Андрея Первозванного. Его имя в Киеве носит знаменитая растреллиевская церковь, как бы парящая над Днепром и Подолом. Она называется Андреевская и это она изображена в нашумевшей картине Ильи Глазунова "Сто веков". Этот апостол был очень почитаемым святым в России: высший орден носил имя Андрея Первозванного, кормовой военно-морской флаг, символизирующий крест, на котором был распят Святой Андрей и др. Согласно Евангелию, он проповедовал в Скифии и водрузил крест на месте будущего Киева – "матери городов русских". Поэтому не только Киев, но и вся Россия считались под покровительством этого первого апостола, призванного Иисусом Христом. В Киеве в то время скопилось много видного духовенства, бежавшего из Советской России. Даже неверующие приходили в церковь послушать бас какого-нибудь приезжего из центра знаменитого диакона. Молению о заступничестве покровителя Киева церковники и гетманская власть придавали в данный момент сугубое значение: немецкие войска собирались покидать город, петлюровцы приближались, что-то будет?! Поэтому вполне естественна выдающаяся пышность Богослужения, о чем говорил отец. Он подчеркивал, что особенное торжество происходило именно в Андреевском соборе, но и добавлял с грустью, что "обедня была испорчена". Собор к началу всенощной службы был переполнен народом. Клир блистал великолепием облачения. Пение заставляло забыть о мирских тревогах. Служило высшее духовенство. Присутствовала гетманская власть. Но уже вскоре по собору подул другой ветер, заставивший вернуться мыслями на грешную землю. Пошел шумок от перешептываний, теснота и духота уменьшились, чудесное пение стало ослабевать, клир редеть, власти исчезать. Все мешало молитве. Молящихся стало меньше, церковная служба как-то поблекла. Бессарабов решительно шепнул: "Давай, Дмитрий Иванович, уходить. В городе неладно: говорят, немцы оставляют город. "И оба поспешили к выходу. На опустевших темных улицах лишь кое-где встречались спешащие прохожие. Слышались отдельные винтовочные выстрелы вдали. Где-то чуть ухали пушки. На дороге лежал убитый с демонстративно расстегнутыми штанами, по-видимому, еврей. Немцы вместе с гетманом, действительно, уже уходили, а войска Петлюры подступали. Звуки перестрелки и глухие выстрелы пушек оказались не лучшим сопровождением в дороге, но именно под них наши путешественники и покидали Киев.
Книги были доставлены в Ростов благополучно, целыми
и невредимыми вернулись домой и наши книжники, чему очень удивлялись их друзья,
да и они сами. О Бессарабове, к сожалению, мне ничего более не известно.
Впоследствии меня всегда сильно интересовал вопрос о центростремительных силах
страны, которые в гражданскую войну связывали между собой ее даже разнородные
части. Одним из проявлений таких социальных связей и был вояж отца. Многим, не
только им с Бессарабовым, в силу сложившихся обстоятельств приходилось тогда
обеспечивать жизнедеятельность недавно еще социально целого государства. И это
ведь было не первое и не последнее время социальных потрясений за многовековую
историю существования составного государства Российской Империи.
24.08.1991 г.